Возвращение к себе

Теперь его путь лежал в Конгаз, где у него были друзья, и откуда с бригадой сезонных рабочих можно было перебраться в Россию. С просёлка, прямо через кукурузное поле, Михай пошёл к автостраде. Сразу за полем оказался небольшой виноградник, а за ним раскинулся сад, невесть откуда взявшийся в этом безлюдном месте. За садом, под навесом из сухих кукурузных листьев, стоя дремали лошади, лениво отгоняя хвостом назойливых слепней. Среди старых черешен и персиковых деревьев спрятался маленький, сложенный из простого дикого камня, домик, весь увитый виноградом. В саду под деревьями стоял покрытый грязной, местами протёртой клеёнкой стол, на столе пыхтел большой самовар. Из палисадника его окликнули и предложили путнику отдохнуть и попить с хозяевами чаю. Приглашение оказалось кстати. Пожалуй, именно горячего чая и неспешной беседы не хватало Михаю в этот момент. Семья оседлых цыган своего узнала издалека. Из мутных давно не мытых стаканов пили чай с маленькими сахарными «подушечками» вместо сахара. Квадратики конфет лежали в вазочке, над которой роилась стая зелёных мух.

Разговорились. Михай вёл степенную беседу с главой семейства – пожилым лохматым цыганом. Над их головами висели крупные, налитые соком, ягоды черешни. Возле нескольких ульев, установленных прямо в саду, жужжали и суетились пчёлы, а в вечернем небе неподвижно висели жаворонки и время от времени, встряхивая серыми крылышками, исполняли свою вечную песню. Эта картина остывающего знойного дня с ощущением уходящего солнечного жара, запахом земли и сухой полыни в струящемся мареве родной Молдовы потом долго стояла перед глазами Михая.

В Конгазе Михая встретили душевно. Старый гагауз фотограф дядя Толя посмотрел на документы Григория Грыу и с сомнением покачал головой.

– Попробую что-нибудь сделать. Документы у рабочих бригад особенно не проверяют, может и проскочишь.

– Ты уж постарайся, дядечка. На тебя одна надежда, – умоляюще посмотрел на него Михай.

– А там куда? Ты ж, паря, ничего не умеешь!

– А ты подскажи, посоветуй.

– В Москву не суйся. Вроде и затеряться легко, да только жить не на что будет. Грабить, что ли пойдёшь?

– Зачем обижаешь, дядя!

– И я так думаю, не место тебе там. Езжай в Саратов. Там на соседних хуторах оседлые цыгане давно обосновались. Одного хорошо знаю. Начинал с того, что брошенных в степи коней подбирал и выхаживал, а сейчас конезавод держит. Тяжело было, зато теперь из Европы и Эмиратов к нему за скакунами приезжают. Только берёт он к себе не каждого. Попробуй, может и примет.

«Рафик» на Москву отходил в ночь. С документами для Михая дяде Толе пришлось повозиться. Теперь он был Григорий Грыу, сорока пяти лет. Деньги таяли, как сон. Оставшиеся тонкие пачки, завёрнутые в газетные листы, он распихал по карманам десятилетнего Савки, который с матерью ехал к отцу в Москву на заработки. Дав небольшой задаток и пообещав расплатиться по приезде, Михай всю дорогу не отпускал от себя мальчишку, боясь потерять последнее.

До Москвы добрались без приключений. Документы Михая подозрения у пограничников не вызвали. Распрощавшись с земляками и, вручив матери Савки обещанную награду, Михай нырнул в прохладу метро и поехал на Казанский вокзал. Его путь лежал дальше в приволжские степи.

* * *

На месте большого колхоза «Комсомольский» до 1917 года был известный конезавод, которым владели коннозаводчики Загитовы. После революции только один из Загитовых ради дела, которому посвятили свою жизнь целые поколения его семьи, остался в России и стал новым советским директором. Сохранив в годы гражданской войны часть поголовья, и даже улучшив его, в тридцатые годы директор, как бывший буржуй, впал в немилость новой власти, отказавшись в голодное время пустить племенных коней на мясо, за что и был арестован и будто бы, куда-то сослан. Его судьба так и осталась толком никому не известной: то ли сгинул в Соловках, то ли успел бежать, то ли доживал свой век где-то на Колыме, больной и старый.

Его дело продолжил бывший конюх, до одури любивший лошадей, совсем ещё мальчишка цыган Игнатка. Именно Игнатка после исчезновения директора конезавода Загитова взял всё в свои руки. От бойни он уберёг коней тем, что тёмной ночью с такими же цыганскими пацанятами лучших коней из табуна увёл на Урал под Новотроицк, прихватив бухгалтерию и документы конезавода, что помогло сохранить сам конезавод. Долгим и трудным был путь, половина пацанов разбежалась, часть коней полегли от голода, но костяк остался. Игнатка привёл их на сочные луга Предуралья. Как он сохранил лошадей и кому и что он врал, если их задерживали в пути, одному Богу известно.