Возвращение к звездам: фантастика и эвология

Но почему писатель не может «внести поправки», «учесть снос» и «дать верный прицел»? Потому что в соответствии с формальной динамикой общества развитие проходит через отрицание. Эдикты сегодняшних пятнадцатилетних не просто отличаются от моих. Они моим противоположны. Я в состоянии это понять, но понимание это неконструктивно. Их ценности представляются мне странными. А мои ценности — для них хлам. И бесполезно искать правых и виноватых — нужно согласиться с А. Лазарчуком («Жестяной бор»): именно такая ситуация представляет собой норму, реактивное, поступательное движение общества. Как раз отсутствие отрицания следует считать социальной болезнью.

Это делает написание детской книги почти безнадежным. Однако дело обстоит еще хуже. Если автор каким-то не вполне понятным мне способом напишет текст с позиций сегодняшнего школьника, он станет но перестанет быть Противоречие сугубо тризовское. Формула (с позиции юного читателя) выглядит так: мир должен совпадать с моим, иначе я в него не захочу войти, мир не должен совпадать с моим, иначе мне он не интересен. Можно и продолжить. Мир должен меня чему-то учить (иначе мне он не нужен), но я не желаю и не буду учиться тому, что придумали вы.

И остается сделать вывод, что детская литература, специфически детская литература, дидактическая и воспитывающая, имеет право на существование и даже очень нужна — при том условии, что автору удается отталкиваться не от «вчера» (реакция юного читателя: глупо), не от «сегодня» (реакция: скучно), но от «завтра» (интересно!). Детская книга обязательно должна быть кусочком будущего. Но не вымышленного. Реального. Но все-таки чуть-чуть упрощенного, потому что нельзя начинать учиться математике по учебнику вариационного исчисления.

Именно потому лучшие ранние книги Стругацких («Трудно быть богом», «Далекая Радуга», «Хищные вещи века», «Понедельник начинается в субботу») остались их лучшими детскими книгами. Будущее в них реально и притягательно, и самое главное — что оно в них есть.

Переход из советского в постсоветское пространство привел к тому, что в масштабах страны возник «эффект запечатанного времени». Будущее исчезло. Будем надеяться, что не навсегда. Даже маги могли останавливать время лишь в Эвклидовом пространстве и ненадолго.

Капитализм, столь притягательный в кино и на обложках, столь победоносный и всеобъемлющий, все-таки нежизнеспособен. Он не в состоянии породить хотя бы одну собственную идею и вынужден перекраивать под свою мерку идеи, созданные в иную эпоху и органически ему чуждые (христианство, например). Капитализм воспринимает время и движение «по Уиллеру» — будущее «есть не что иное, как отрицание возникновения нового». Для того чтобы согласиться с концепцией Пригожина — будущее как создание новых структур, сущностей, смыслов — нужно иметь хоть какую-нибудь, пусть примитивную, но свою социальную перспективу. А ее нет. Потому и приходится всеми силами тормозить прогресс. А это «глупое занятье не приводит ни к чему».

«Эффект запечатанного времени» — еще одна причина кризиса детской литературы. Нельзя придумать будущее там, где его нет.

«Экспедиция в преисподнюю» тем и интересна, что — при всех упрощениях и искажениях, местами едва ли не пародийных, действие все-таки происходит в «будущем Стругацких». В тексте поразительно много отсылок к «Возвращению». Тут и Мировой совет, и излюбленная тема китовых пастбищ, и «киберанекдоты» («отшлепала пятилетнего шалуна, науськавшего домашнего кибера гоняться за кошками и таскать их за хвосты»). Место ссылки Двухглавого Юла чем-то напоминает обиталище штурмана Кондратьева. Поведение старикашки Мээса на Земле — прямая иллюстрация к рассуждениям Руматы Эсторского о Ваге Колесе. («Кажется, он кошек любит…») Есть и более глубокие связи: между расследованием пакостей Великого Спрута в начале третьей части «Экспедиции…» и работой КОМКОНа-2 в романе «Волны гасят ветер».

Начало третьей части «Экспедиции в преисподнюю» отсылает нас еще к одной ранней повести — к «Стажерам». И если говорить о дидактике, то как раз здесь она и ненавязчива, и интересна.

Оказывается, вся история первых двух частей, повествующая о напряженной борьбе с Великим Спрутом и его приспешниками, на Земле давно забыта. Люди, получив ультиматум злодея, никак не могут толком уяснить, кто он такой и, главное, почему он считает, что его имя землянам вообще что-то говорит. В конечном итоге на решение этой мелкой, но досадной проблемы выделяют диверсионную группу в составе трех человек и один дредноут.

Великие подвиги, совершенные этой группой, тоже вскоре будут забыты. Жизнь великой империи Земной нации идет своим чередом, и никто не претендует на большее, нежели участие в каком-то одном ее славном эпизоде.

Сравните: