Возвращение Каина

— Не, понимаю его, — признался он. — И потому в искренность не верю. Игра какая-то…

— Не понимаешь, потому что не знаешь его. — Аннушка поболтала ногами в воде. — Он рассказал о своей жизни…

— Почему тебе рассказал, а не мне, например?

— Не знаю… Два раза отсидел в тюрьме за мячик.

— За мячик? — изумился Кирилл. — Действительно оригинальный молодой человек.

— Представь себе! — Аннушка засмеялась. — На первомайской демонстрации он бросил на трибуны теннисный мячик. Вся партия и вся советская власть упали и поползли. Решили, что это террористический акт. Телохранитель накрыл животом мячик, думал, что граната. Олега сразу поймали и дали пять лет. Телохранителю — орден. Смешно, правда? Вся демонстрация сначала напугалась, а потом каталась от смеха.

— Ну и шутки! — развеселился Кирилл. — И во второй раз опять за мячик?

— Он проделал эксперимент, — объяснила Аннушка. — У власти уже были демократы, и он их проверил на вшивость. Пришел на митинг и снова бросил мячик на трибуну. И все повторилось один к одному. Только митингующие уже не смеялись, а начали бить Олега. Едва милиция отняла… Кирилл, ты бы вот так же смог?

— Аннушка, авантюризм у нас в крови, — заверил он. — Ты убедилась в этом.

— Разве это авантюризм? — сама у себя спросила Аннушка. — Впрочем, похоже…

— Если ты хочешь, чтобы я кинул мячик — пожалуйста! — заявил Кирилл. — Но я бы придумал что-нибудь пооригинальнее.

— Я верю, — она поцеловала его. — И горжусь тобой. И пойду за тобой.

— Пойдешь? Куда скажу?

— Куда скажешь, милый…

— Ловлю на слове! — ухватился он. — После свадьбы поедешь со мной!

— В военный городок? В офицерское общежитие?

— Да! В самые жуткие условия!

— Не поеду! — отрезала Аннушка.

— Вот те раз, тиимать! — подскочил Кирилл. — Куда скажешь…

Аннушка обняла его ноги, изобразила кающуюся.

— В общежитии я жить не могу, ты знаешь. Я хочу, чтобы у меня был дом. А квартиру ты получишь только на сорок пятом году службы.

— Почему на сорок пятом?

— Ну, на сорок четвертом… Хочу жить дома! Не хочу быть бездомной!

— А у мамы нам нельзя поселиться? То бишь у тещи? Три часа на электричке, и я дома…

— У мамы? — удивилась она. — Ты что, больной? Я уехала, чтобы освободить ее, чтобы дать ей возможность пожить в свое удовольствие. Она этого заслужила, и я понимаю ее, как женщину.

— Значит, ты остаешься здесь? — Кирилл поднял ее на ноги, посмотрел в глаза. — В этом доме? С чужими людьми?

— В нашем с тобой доме, — поправила она. — И не с чужими, а со своими родными.

Он понял, что больше не следует нажимать на Аннушку, а чтобы самому не сорваться и не обидеть ее своим откровенным недовольством, Кирилл потянул цепочку на шее Аннушки и достал крестик:

— На все Его воля!

— Это мне уже нравится, — улыбнулась она, сгоняя напряженность ситуации. — А ты знаешь, почему динозавры вымерли?

— Динозавры? Знаю! — засмеялся он.

— Расскажи!

— Но ты опять скажешь — пошляк!

— Что же в этом пошлого?

— Это же анекдот, — сказал Кирилл. — С таким крутым намеком! Ну, идет динозавр по берегу болота — чап-чап. Смотрит, динозавриха в воде лежит, балдеет…

— Пошляк! — воскликнула она. — Можешь не рассказывать.

— Почему же они вымерли?

Аннушка потеряла интерес.

— Твой прадед Сергей Николаевич выдвинул известную в мире гипотезу. Дам почитать.

— Все мои родственники — оригинальнейшие люди! — развел он руками. — Один я уродился дурак. Не крещеный, гипотез не выдвигаю, мячики не бросаю… Но дуракам всегда везет: я встретил тебя.

Она не приняла ни игры, ни юмора. С какой-то опаской, с боязливой догадкой сказала:

— Все Ерашовы отмечены печатью судьбы. Все, и ты тоже. Каждый из вас выполняет какую-то важную миссию, и я это чувствую, Кирилл. Чувствую и боюсь за всех, — она обняла его, прижалась. — И особенно за тебя. Прости меня, но иногда… иногда мне кажется, ты должен погибнуть. Принять мученическую смерть. И как говорит Олег, пойти следом за Христом… Не знаю, откуда это. Но мне страшно. Ты живешь как-то легко, не задумываясь. Ты летишь по жизни, скачешь, как мальчишка на хворостине. Так живут либо великие грешники, либо святые.

Кирилл ощутил озноб, ползущий от спины по рукам. Ее страх, словно электрический ток, перетекал к нему, но вызывал торжествующее чувство: он был готов и в самом деле, как мальчишка, сесть на хворостину и скакать! В это мгновение он был согласен на все, и на мученическую смерть, потому что она любила его…

Спустя несколько дней после похорон в доме появился Николай Николаевич. По машине видно было, приехал издалека, усталый и пыльный. Лобовое стекло в сетке трещин, будто ударили камнем, и на капоте вмятина. Он вызвал Аристарха Павловича на крыльцо, озабоченный чем-то, присел на ступеньку.

— Схоронили Полину Михайловну? — то ли спросил, то ли подытожил он.

— Ага, — вздохнул Аристарх Павлович.

— Быстро ее родственнички в могилу загнали!

Аристарх Павлович сделал попытку возразить и уже звук потянул, но смог лишь выдохнуть:

— Тиимать!..