Возвращение капитана Виноградова

– И что? Заява?

– Хуже! Руку нашли, от предплечья… Несвежую, с тухлецой. Эксперт звонил – отпечатков никаких не получится, но вроде женская. Толку-то?

– Глухарь, – посочувствовал старший лейтенант и подмигнул Виноградову: – Слушай, есть способ! Отказной материал забацаешь – конфетка.

– Чего? – недоверчиво нахмурился Квазимодыч.

– «Абсолюта» ставишь? Ноль-пять?

– Ну… допустим.

– Садись, пиши…

Сержант совсем недавно перебрался из младших инспекторов в оперуполномоченные, поэтому, помешкав, уселся за стол и взял в руки карандаш:

– Ну?

– Я, такой-то и такой-то… тогда-то…

– Сам знаю! Ты эту, как ее… фабулу диктуй.

Иностранное слово далось Квазимодычу нелегко. Но далось.

– Ладно, записывай… «Учитывая, что заявлений о пропаже руки от граждан женского пола не поступало…» Не было ведь таких заявлений?

– Не было!

– И-мен-но! «…Учитывая, что заявлений о пропаже руки от граждан женского пола не поступало, для владелицы она большой ценности не представляет. На основании вышеизложенного, руководствуясь частью второй статьи седьмой и статьей сто тринадцатой УПК Российской Федерации, в возбуждении уголовного дела отказать в связи с малозначительностью». Точка. Подпись…

Квазимодыч закончил водить карандашом по бумаге, медленно посмотрел сначала на Виноградова, потом на его соседа.

– Убью. Убью, студент…

Владимир Александрович поверил. Потенциальный покойник, кажется, тоже:

– Мам-ма! Не надо, Квазимодушка, милый… ой-ой-ой!

* * *

…Минут через двадцать разлили по третей – несколько раньше, правда, чем планировалось, но по необходимости. В порядке, так сказать, разминки и в знак примирения.

– Послушайте, мужики. Вот тут приказ такой… «Пункт три. В целях обеспечения безопасности, сохранения жизни и здоровья сотрудников всем экипажам маломерных судов (катеров) милиции и находящимся в них нарядам во время патрулирования акватории Финского залива и реки Невы находиться в бронежилетах и защитных шлемах „Сфера“…» – Виноградов выдержал паузу, приглашая коллег посмеяться.

– Ну и чего дальше?

– В чем там дело-то?

Они оба смотрели, готовые отреагировать, но пока не зная на что.

– Да нет! Ерунда…

Виноградов почувствовал себя снова дома. Дома… дома… В родном и теплом милицейском дурдоме со скудной кормежкой и толстыми стенами.

Господи! Храни людей в погонах, им и так паршиво.

Проверено электроникой

Какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?…Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника?

Апостол Павел

1-е Кор. 9: 7, 13

Драка началась неожиданно, как-то сама собой.

Что называется, на ровном месте.

Первым получил по уху здоровяк с папиросой; его сосед, кинувшийся было разнимать, напоролся на локоть охранника, обиженно всхлипнул и стек по стене, исчезая из поля зрения.

Народ возмутился!

Агрессору моментально и с подобающим грохотом раскровенили бутылкой стриженый череп, кто-то задел ногой шнур, обесточив динамики, – и в прокуренной тишине посыпалась на пол посуда с крайнего столика.

– Перемать… мать! Мать…

Через секунду в кафе не было ни одной статичной фигуры – мелькание стульев, ног, каких-то иных, невесть откуда появившихся и вовсе не предназначенных для боевого применения предметов заполнило помещение. Несколько человек, попытавшиеся от греха подальше выбраться к выходу, безнадежно увязли в мистической кутерьме; один только, самый находчивый, решивший покинуть заведение, не рассчитавшись, сумел проскользнуть до дверей – но и он был вынужден отступить, будучи впечатлен орденоносной грудью и фиксатым оскалом швейцара.

– Куда, падло?

Местная знаменитость, поэт-беспризорник по прозвищу, разумеется, Пушкин, воинственными кликами и пинками исподтишка не позволял схватке локализоваться. Бармен, так и не добежавший до спрятанного в подсобке телефона, вернулся – и теперь отчаянно пресекал то и дело возникавшие попытки использовать буфетную стойку в качестве арсенала; даже единственная, случайно забредшая на кофейный запах девица, вместо того чтобы естественным своим визгом создавать звуковой фон, деловито швыряла пепельницы и тарелки куда ни попадя.

Словом, равнодушных не было.

– А-а-а… эх!

Щуплое тельце Пушкина прямо по воздуху миновало пространство над грилем и врезалось в гобелен.

Бах! Тара-рах!

Пистолет в руке оклемавшегося наконец охранника на несколько мгновений очутился в центре внимания. Задранный в потолок, его ствол еще раз дрогнул, повинуясь движению надавившего на спусковой крючок пальца.

Ба-бах!

Гадостный запах войны и металлической стружки бесцветной волной раскатился вокруг – резанул по глазам, хлынул в ноздри, мучительно перекрывая дыхание.

– Стоять, сволочи!