Теперь его бывший враг Раймон VI, граф Тулузский, предлагал ему свою преданность и вассалитет. И если он примет их, то будет обязан помочь графу. В любом случае, граф был женат на его сестре, что тоже обязывало.
Однако разумом Хайме был на стороне Мигеля. Как вассал Папы — на что указывал его титул «Католик» — он должен был выполнять его приказы. Иннокентий III мог отлучить от церкви, так что выступать против него было крайне опасно.
Но заслуживают ли катары того жестокого преследования, которому их подвергла католическая Церковь и население севера?
Хайме так не думал. Верно то, что катарские Добрые Люди критикуют многие из католических заповедей. Верно то, что обвиняют романскую Церковь в чрезмерной тяге к землям и имуществу. Но разве это не правда? Почему надо преследовать их и уничтожать? Из-за того, что они думают по-другому? Бог дал разум человеку, чтобы думать, и дал свободу, чтобы делать это. Может, слишком много свободы. Или это дьявол сотворил разум?
Но откуда дьявол? По учению катаров, дьявол был вместе со злым Богом, Богом ненависти и разрушения. Богом Ветхого Завета, исповедующим принцип «око за око».
Они считали, что находятся на стороне милосердного Бога, Бога чистого духа и души, не подверженных тлению. Бог Евангелия от Иоанна. Бог Любви.
Как в палиндроме папский «Roma» (Рим) противопоставлялся «Amor» (любви), катары были убеждены, что папа Иннокентий III поклоняется злому Богу.
На чьей стороне истинный Бог?
Фатима грациозно налила Хайме чашку чая, ее сочные губы были приоткрыты, а иссиня-черные волосы источали аромат жасмина. Со дня битвы в Навас-де-Толоса, когда Фатиму и ее подруг взяли в плен, он проводил все ночи с ней.
Без сомнения, женщины, воспитанные в гареме, намного превосходили христианок в любовных умениях. Они умели дать и нежность, и настоящую страсть. Он привязался к Фатиме.
Поставив перед ним чашку, девушка присела рядом, легко целуя его в шею. Хайме обнял ее за талию. Хайме возбуждало тепло женщины, прижавшейся к нему.
Но наслаждаться моментом было невозможно. Мысли, эти ужасные сомнения в своих поступках продолжали мучить его.
— Уго де Матаплана хочет видеть вас, господин! — крикнул снаружи капитан ночной стражи. — С ним Хуггонет.
— Дайте им войти! — приказал Хайме, не двигаясь с подушек и продолжая обнимать талию танцовщицы.
Вошли двое мужчин. Размеры Уго впечатляли рядом с Хуггонетом, похожим на мальчика. Уго кивнул, Хуггонет, шею которого обхватывала пропитанная кровью повязка, сделал глубокий поклон.
— Я думал, вам перерезали горло, Хуггонет, — иронично заметил Хайме.
— Милосердный Бог и ваше вмешательство меня защитили. Спасибо, мой сеньор, — сказал певец слабым голосом и снова поклонился.
— Ты хотел видеть меня, только чтобы поблагодарить? — поинтересовался Хайме, стараясь скрыть свое нетерпение.
— Нет, мой господин. Я бы не осмелился нарушить ваш покой, если бы не имел для вас послания от персоны, которая очень уважает вас и нежно любит.
— О ком ты говоришь? — Сердце Хайме застучало быстрее.
— Это дама Корва, мой господин.
— Дай мне ее письмо.
— Это не письмо, мой господин. Дама Корва не хотела, чтобы оно могло попасть в руки посторонних. Она сказала мне то, что я должен передать вам и забыть.
— Говори, Хуггонет!
— С вашего разрешения, я уйду, мой господин, — попросил Уго.
— Разрешаю, — кивнул Хайме. — Говори.
Уго большими шагами вышел из палатки.
— Надеюсь, моя рана позволит мне закончить…
— Черт возьми, говори же! — закричал на него Хайме, теряя терпение. Хуггонет заиграл на своей лютне. Фатима, услышав нежные звуки музыки, сильнее обняла Хайме.