Возвращение Мюнхгаузена (Повести, Новеллы)

Нет, будь у него, Горгиса Катафалаки, учитель с широким, всеохватывающим умом, энциклопедическими знаниями, он не завел бы его ни в извивы ушной раковины, ни в дурацкую щель зевка. Ведь есть же где-нибудь такой всеохватывающий универсальный интеллект. Существовали же Аристотель Декарт - Лейбниц. Надо найти. Во что бы то ни стало. И Катафалаки начал поиски. Он окружил себя ворохами книжных каталогов, издательских проспектов, библиографических журналов и справочников, надеясь натолкнуться на нужное ему имя. Фамилии ученых: агрономов, астрономов, ботаников, бальнеологов, водевилистов, венерологов, геометров, графологов, дантоведов, дерматологов, демографов, дарвинистов, друвидоведов, - впрягшись в заглавие, тянули вдоль алфавитов грузы тысяч библиотек. Но как ни перестраивались буквы, имя великого немертвеца не получалось. Единство раскололось по тысячам плоскостей на тысячи кусков, единица раздробилась на дроби, и рои умов, облепивших каждую из них, норовили дробить и дробь так, чтобы одним перьям достался числитель, другим - знаменатель. Катафалаки зевал, даже не зарисовывая своих зевков. Он уже готов был захлопнуть свои библиографические вадемекумы и отдаться отчаянию, как вдруг в одном из немецких ферцайхнисов наткнулся на странное, повторяющееся из страницы в страницу буквосочетание: Derselbe, derselbe, derselbe. Оно стояло на авторском месте, но по сравнению с буквосочетаниями Миллер - Шмидт - Йенсен - Шнайдер - Линде - Клемпе Гальбе проявляло несравненно большую подвижность и многодомность. В то время как Лемке и Гальбе сидели по своим искусствам и наукам, имя Дерзельбе беспокойным непоседой странствовало из наук в науки, не стесняясь никакими логическими и классификационными расстояниями. Лемке писал: "Тайнобрачные, их морфология и систематика. Йена, 1906"; "К вопросу о тайнобрачных, их морфологических особенностях и месте в систематике растений. Йена, 1907"; "Тайнобрачие папоротниковых и их фило- и морфогенетические характеристики. Йена, 1908"; "О некоторых случаях тайнобрачия у класса папортниковых. Йена, 1909"; "Еще к вопросу о тайнобрачных. Йена, 1910"; "Некоторые мои возражения профессору Гальбе о сомнительном тайнобрачии лжеспоровании. Йена, 1911"; "Редкий случай тайнобрачия..." - Дерзельбе же писал: "Спириллы и спирохеты. Берлин, 1911"; "История философии от древнейших времен до наших дней. Лондон, 1911"; "Еще о трансфинитных величинах. Штутгарт, 1911"; "66 способов сварить яйцо вкрутую. Магдебург, 1911"; "Кризис Европы. Мюнхен, 1911"; "О языках группы банту. Лейпциг, 1911"; "Искусство быть хладнокровным в 6 уроков. Рим, 1911". Катафалаки был ошеломлен: исследовательский размах Дерзельбе, его грандиозная эрудиция, взбегающая по научной скале, как по обыкновенной лестнице, прыгая через дисциплины, как через ступеньки, заставили человека, ищущего себе учителя, хлопнуть ладонью по ферцайхнису и воскликнуть:

- Он!

Оставалось немедленно же открыть энциклопедический словарь на букву "Д", отыскать биографические справки о Дерзельбе: стар ли он или молод, профессором какого университета состоит и где его может отыскать просительное письмо Катафалаки?

Однако в энциклопедии Дерзельбе не оказалось. Тут были все: Лемке, и Мюллеры, и Гальбе, и Шмидты; Дерзельбе почему-то не было. Катафалаки задумался, что бы это могло значить? Нет ли тут попытки замалчивания? интриги узких специалистов против полиглота? зависти составителей энциклопедий к подлинному энциклопедисту?

Катафалаки внимательно перечитал свой справочник. Странно, имя Дерзельбе всегда и всюду стояло позади имен людей, пишущих на параллельные или общие с ним темы: значит, не только словарь, но и библиографический словарь старается отодвинуть, затушевать заслуги Дерзельбе. И удивительно, имена всех этих тупых педантов и узковедов, лезущих вперед, на первое место, идут, как слепцы за поводырями, за всевозможного рода Д-р. проф. акад., чл. инст., одинокое же имя Дерзельбе лишено каких бы то ни было ученых титулов; мало того - Катафалаки в негодовании скрипнул зубами, - то здесь, то там оно с малой буквы. Значит, все против великого непризнанного Дерзельбе: даже наборщики. Да, теперь понятно, почему отвергнутый гений должен непрерывно менять города: его преследуют, гонят, как и всех пророков, несущих миру истину, не брезгуя ничем, ни камнем, ни опечаткой. Брови Катафалаки взволнованно дергались, губы затверживали имя учителя: в этот день он стал дерзельбианцем.

Другой на месте Катафалаки от заглавий попытался бы перейти к текстам, но в том-то и дело, что на месте Катафалаки был сам Катафалаки. "Надо немедленно же написать учителю", - мысль эта очутилась в голове Катафалаки лишь на секунду раньше того, как перо окунулось в чернила. Наклонив ухо над бумагой, Горгис пустил перо по линейкам:

"Высоко и глубоко уважаемый доктор!

Индусские философы называли познание "вторым рождением". Исходя из этого почтительнейше прошу Вас не отказать в любезности меня родить..."