Возвращение на Арвиндж

– Угла наклона пушки не хватало, чтобы достать до вершины. То есть поднять-то ее на нужный угол можно, но тогда в панораму одно небо видно было, целиться некуда. Вот я и вылезал, чтобы видеть трассер и разрыв снаряда. Потом корректировал.

– Гм… Сам придумал или слышал от кого? – подозрительно посмотрев Витьке в глаза, спросил ротный.

– Догадался по ходу дела, – ответил Виктор, выдерживая взгляд капитана.

– А нельзя было догадаться машину на камень поставить, морду вверх задрать и стрелять спокойно?

– Никак нет, товарищ капитан. Дорога узкая, и камней рядом не было. И потом, – Витька замялся, – слишком долго пришлось бы водителю объяснять.

– Ладно, можешь идти, – кивнул ротный.

– Есть. – Витька повернулся, чтобы уйти.

– Да, Авилкин, ты точно не пострадал, не отбил себе ничего? Может, в медпункт сходишь? Смотрю, прихрамываешь. – Тон у ротного стал совсем другим, неофициальным.

– Нет, товарищ капитан. Это – ерунда. Не нужно мне в медпункт, – бодро ответил Витька.

– Ну, хорошо, свободен. – Взмахом руки ротный отпустил сержанта.

Витька пошел к дверям канцелярии. Но не успел он взяться за ремень петли, заменявшей дверную ручку, как услышал за спиной голос ротного:

– Товарищ младший сержант…

Витька остановился. Сказано было таким тоном, что Виктор решил сделать поворот кругом по форме, как положено в Советской Армии.

– А вообще-то, молодец. Благодарю за службу! – произнес ротный.

Сердце Витьки скакнуло в груди, кровь прилила к лицу.

– Служу Советскому Союзу! – негромко, но четко произнес он, вытягиваясь по стойке «смирно» напротив капитана.

– Иди, младший сержант. Даштук теперь твой, – добавил командир.

Витька вылетел из канцелярии, как на крыльях.

Черт! Даштук мой! Вот это да! А ротный-то! Как он: «Благодарю за службу!» Прямо как в кино! И откуда он узнал? Догадался?

Он не понимал, как ротный мог догадаться, что все эти месяцы Витька мечтает именно об этом. Все время ему хотелось сделать что-то этакое, чтобы заслужить такие слова. Сколько фильмов о войне посмотрел Витька в детстве, и сколько раз в них звучала эта фраза. Сколько раз он пытался представить себе чувство солдат, когда им говорили эти слова. И мог ли представить, что сам услышит их, да не после какой-нибудь удачно выполненной работы вроде хорошо написанного плаката в учебке, а после настоящей, не киношной стрельбы. Вот бы дед сейчас его видел! Дед воевал в Отечественную, и Витька с детства привык гордиться им, хотя никогда ни с кем об этом не говорил.

Прихрамывая, Виктор шел к расположению роты. Из курилки, в которой сидели несколько дедов, вышел Синицкий и направился ему наперерез. Не дойдя десятка шагов, механик остановился и противным голосом прогнусавил:

– Стоять, воин! А ну ко мне, мухой!

Витька, не оборачиваясь, шел своей дорогой.

– Кому сказал, ко мне, колпацура! Борзеешь? – Синицкий стоял уже около него.

Скула его синела огромным синяком, правый глаз заплыл и превратился в щелку. Интересно, это он об машину или техник приложился, подумал Витька.

– Чего тебе, Миша, – подчеркнуто вежливо, чтобы звучало издевкой, спросил Виктор.

– Ты это, чего в канцелярии делал? – спросил Синицкий.

Виктор почувствовал в его голосе неуверенность.

– Ротный вызывал, – ответил он спокойно.

– Про меня спрашивал?

– Да нет. Матернул тебя и все.

– Врешь, сука! Заложил меня? – процедил Синицкий. – Заложник!

– Да на фиг ты мне нужен. Кому ты вообще нужен, механик хренов! Посты теперь тянуть будешь, так ротный сказал, – остервенился Виктор.

– Ты, это, не борзей, давай. Не дай бог, кому расскажешь чего, про машину там, и что ротный орал.

– А чё там говорить-то? Все и так знают, Синий.

– Ты, того! Какой я тебе Синий?

– Еще немного и мы с тобой оба синими бы стали. А ля гер ком а ля гер[13], – Витька свысока похлопал Синицкого по плечу, повернулся и пошел дальше.

Механик остался стоять, слегка опешив от такой наглости вчерашнего молодого.

– Чего сказал? Пушку чистить улетел! – запоздало крикнул он вслед удаляющемуся оператору.

На завтрак им досталась противная перловка, которую просто невозможно было есть, пришлось ограничиться чаем и хлебом, так что спать ложиться пришлось на голодный желудок. Зато на обед рота построилась быстро.

По дороге в столовую Леха сказал:

– Слышь, бача, пацаны болтают, вечером на гору полезем.

– Может, вы и полезете, а я – точно нет, – небрежно бросил Виктор.

– А чего так? – поинтересовался Леха.

– Нога ни к черту, – пояснил Виктор.

После сна он почувствовал, что нога его болит очень сильно. Здоровенный синяк над коленом обозначил место ушиба, Витька заметно хромал. Он был абсолютно уверен, что этой ночью будет стоять дежурным.