Возвращение на Голгофу

— Оставим спор, Николай Николаевич. В конце концов, когда любая война кончается, то при анализе она всегда оказывается скоплением больших ошибок. О чём ещё пишет Епанчин?

— Пишет, что в армии была низкая исполнительская дисциплина среди командиров корпусов и дивизий. Особенно кавалерийских, имевших высокие связи в столице. Имели место быть и большие противоречия, и интриги между командующим армией Ренненкампфом и командованием фронта — Жилинским и Орановским. Разгорелся конфликт командующего армией с начальником штаба Милеантом, из-за чего штаб армии не выполнял должным образом свою работу. Эти высокие штабы были похожи на осиные гнезда. Мы многого тогда не знали: и что личные отношения играли такую роль, и что Епанчин и Ренненкампф вместе учились в академии, и о коммерческих делах Ренненкампфа и других начальников ничего не слышали.

Генерал Покровский усмехнулся:

— У нас таких проблем нет, ударим дружно и решительно. Вот только надо, чтобы ещё и умно. Скоро будем докладывать план операции Верховному… Командующего фронтом на 27 сентября вызывают в Ставку. Вот тогда все станет ясно.

Он помолчал, а потом, доверительно склонившись к Орловцеву, негромко спросил:

— Послушай, Николай Николаевич, ты столько лет ходишь в капитанах. Не надоело? Чего всё время в тени сидеть? Вон, твой знакомец по Николаевской академии Шапошников — маршал.

— Оставим это, Александр Петрович, я ведь не только Шапошникова Бориса, но и многих других, в том числе и под суд попавших, и без суда пропавших, знал. Одного из них, Сергея Каменева, так вообще после смерти осудили. А ведь он был старшим адъютантом у генерал-квартирмейстера в штабе нашей 1-й армии, коллега мой. Так что лучше уж капитаном, но в действующей армии.

Машина резко остановилась, стала осторожно подавать назад. Танковый корпус на большой скорости двумя колоннами пересекал перед ними дорогу, и, казалось, никто и ничто не могло его остановить. Автомобиль охраны, шедший впереди штабных машин, затормозил, но было поздно — крайний танк слегка зацепил передок. Автомобиль развернуло, отбросило в сторону… Рев двигателей заглушил все вокруг. И минут двадцать небо дрожало, прижатое к земле этим гулом. Штабной вышел из машины и с жадностью смотрел, как могучий стальной поток уносился вдаль. Ему не раз приходилось видеть передвижение танковых частей. Но сегодня в этом неукротимом стальном движении проявлялась какая-то необыкновенная сила. И сила эта не отторгала, как бывало раньше, а наполняла его своей мощью.

Сидевшим в первом автомобиле офицерам повезло, все остались невредимы. Машины тронулись дальше. Генерал Покровский увлечённо заговорил об использовании танковых соединений в операциях по прорыву массированной обороны, а Орловцев и не возражал, впечатлённый этой дикой, хоть и рукотворной мощью.

— 7 — Конец октября 1944 года

Колька Чивиков проснулся рано, ещё затемно. Даже на фронте он сохранил привычный крестьянский уклад жизни. Напоил и почистил лошадей, спустил с чердака два диковинных тюка сена, туго обвязанных коричневой бечёвкой. Такого сена ему ещё видеть не приходилось. Плотно спрессованное, правильной формы, как огромный спичечный коробок, сено было уложено на чердаке ровными высокими рядами. Прежде чем дать его лошадям, Кольке пришлось разрезать бечёвку и разворошить тюк руками. Потом он двинулся в расположение комбата узнать о планах на сегодняшний день. Все втайне надеялись получить команду на марш, чтобы не заниматься тягомотным и тяжким окапыванием позиций. Но марша не предвиделось, батарее уже определили место для позиций к северо-западу от соседних посёлков Эллерн и Вальдаукадель[15], на дороге, которая вела в Гумбиннен. Дорога там поднималась на пригорок, и с него был виден холм, где слева и справа от дороги предстояло закапываться в землю. Это направление считалось танкоопасным, и пушки нужно было устанавливать для стрельбы прямой наводкой.

Он вернулся к сараю, когда уже окончательно рассвело. Ребята поднялись и с громким фырканьем умывались, поливая воду на руки друг другу. Расторопный Колька собрал котелки и отправился на кухню. На этот раз он вышел со двора через боковую калитку. Недалеко от забора увидел невысокую насыпь и три ступеньки в пожухлой траве, ведущие вниз.

— Похоже, погребок, — обрадовался Колька, — как это мы его раньше не заметили. Ладно, в конце дня с Ефимом разведаем. — Он перешел на трусцу, гремя на всю округу котелками.