Читаем Возвращение на Голгофу полностью

— Вовремя ты появился, сержант. — Колбаса одобрительно похлопал Ефима по плечу. — Давайте-ка быстро заносите всё обратно. Я останусь здесь, а вы, товарищи лейтенанты, дуйте за личным составом. Размещаемся здесь, технику ставим на дворе.

Слегка помятые, но довольные лейтенанты забрались в «Виллис» и помчались в штаб полка. Ефим принялся не спеша затаскивать стулья в дом. Комнаты в доме были светлые и чистые, служивые ещё не успели натаскать грязи. Мебель была грубоватая, прочная, в каждой комнате в углу стояла кафельная печка. За дверью возле книжных полок лежала стопка книг, завёрнутая в плотную бумагу. Как будто хозяева должны были забрать их с собой, да не сумели, рук не хватило.

Тем временем к дому подвезли полковых связистов. Теперь Ефим мог отправляться дальше, к позициям второй батареи. Путь недальний, через час он уже был на месте. Позиции для батареи готовились на склоне холма. Обустраивались площадки для пушек и хранения боезапаса. Отрывались окопы и щели для солдат. В стороне от орудий готовился КП — командный пункт батареи. Работа предстояла большая, но ребята копали не спеша, ровным темпом, как уже привыкли за многие месяцы войны. Недаром батарейцы шутили: стрельбы — ерунда, главное — окопаться.

Колька со своей тягловой силой притащил первую пушку и тут же отправился за второй. Иосиф, стоя в окопчике, уже отрытом по пояс метрах в пятнадцати позади орудия, махнул Ефиму рукой, подозвал к себе. Копать предстояло ещё долго, до вечера не управиться, а обустраивать и укреплять стенки окопа — это уже на завтра. Иосиф вылез из окопа, закурил.

— Ну, что? Хочешь покопать прусской землицы? Держи лопату!

Ефим спрыгнул в окоп, там было сухо. Хорошо, что позиции на взгорке, в низине под ногами уже хлюпала бы грязь. И копалось пока хорошо, земля бралась ровными пластами, но уже начинала липнуть к лопате, значит, дальше пойдет тяжёлая глина. Главное, чтобы не было воды и камней, ну а глина — дело привычное.

— Иосиф, окопчик-то узковат будет, не развернуться, — подначил товарища Ефим.

— Если тебе узковат, так сними еще сантиметров по тридцать со всех сторон. А по мне так на пару дней и такой щели хватит. Потом, глядишь, и в новом месте копать будем. Перекопаем, мать её так, всю Восточную Пруссию. Ладно, вылезай, давай руку.

Ефим, ухватившись за руку товарища, легко выскочил из окопа.

— Позиция-то хорошая, да вот деревья рядом. Помнишь, Иосиф, когда мы в Белоруссии стояли, зимой ещё. Батарейные позиции в лесу, среди деревьев, разместили, вроде маскировка. А как под артналёт попали, так посекло ребят осколками. Помнишь?

— Такое разве забудешь?

События того зимнего дня навсегда засели в памяти Иосифа. Позицию их батареи обстреливали минами, которые начали рваться вверху, попадая в стволы и крупные ветки деревьев. И тысячи осколков сверху косили солдат у орудий и в окопах. Спасали только узкие щели, где солдаты, вжавшись в самое дно, лежали до конца обстрела. А лошади, беспомощные лошади, гибли. Из всех батарейных лошадей уцелела только Майка. Каким-то неведомым способом Колька затащил лошадь в окоп и заставил там лечь. Тем и сберег. Половину батареи тогда выбило. Иосифа передернуло от тяжёлых воспоминаний.

— Ефим, вон там КП твоего комбата, топай туда, получишь свою персональную лопату.

— Не боись, Иосиф, не припашут. У меня своя задача, да и начальство у меня своё. — Ефим закинул за спину радиостанцию и решительно двинулся на КП батареи.

Иосиф грустно посмотрел ему вслед, тяжело вздохнул, спрыгнул в окопчик, чтобы продолжать опостылевшую, но ставшую уже привычной работу.

КП уже почти полностью отрыли, но накат-крышу ещё не сделали, только начали подвозить бревна. Заниматься устройством стационарной связи сейчас — только под ногами болтаться. Ефим тщательно завернул станцию в плащ-палатку, поставил её к стволу дерева и пошёл в посёлок, куда должны до вечера перебраться вторая и третья батареи. К холму прилепился совсем маленький посёлочек, не то что Толльмингкемен, но и здесь места для батарейцев хватало. Один из домов уже заняли солдаты, здесь же по соседству возился и вездесущий Колька. Отправившись за второй пушкой, Колька завернул в посёлок и занял приглянувшийся ему дом с двумя капитальными сараями. Увидев Ефима, он обрадовался:

— Давай, обустраивайся здесь, пускай все видят, что место занято. Следи, чтоб никто сюда не сунулся. Мне задерживаться нельзя, до вечера буду орудия перетаскивать. Вернёмся поздно. И я и лошади будем чуть живые.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы