Читаем Возвращение на Голгофу полностью

— Не спешите, Торнер. Значит, это не бомбы, а баллоны с углекислотой, так? — Немец торопливо кивнул. — И раньше их в подвале не было? Вы их купили недавно, а где?

— Да, господин офицер, здесь в городе на оптовом складе. Вот накладная на товар от продавца.

Торнер вынул из кармана пиджака накладную, которую Орловцев тотчас изъял в дело. Николай еще до академии, в войсках, выработал у себя особенную манеру общения, что с начальством, что с зависимыми от него людьми. В результате и те, и другие проникались к нему доверием. А люди зависимые еще и уверенностью, что с ними поступят по справедливости.

— Все понятно с вашими бомбами, Торнер. Надо обязательно докладывать дежурному офицеру обо всем, что вносится в отель. Возьмите своих людей, я пришлю двух солдат для сопровождения; и вывезите эти баллоны в укромное место подальше от штаба, лучше за город, на хранение. — Немец стал ныть, что баллоны могут пропасть, а они обязательно ещё пригодятся. Но штабс-капитан был непреклонен и терпеливо разъяснил Торнеру, что тот ещё счастливо отделался, ведь в неразберихе его могли и расстрелять. После этого немец поспешил исполнить приказание. Теперь оставалось тщательно запротоколировать допрос, описать сами баллоны и место их обнаружения. Покончив со всем этим, Орловцев незамедлительно сдал рапорт дежурному и вздохнул с облегчением — его опоздание прошло незамеченным.

Следующие несколько дней прошли без особых потрясений. Николай испытывал крайнюю неловкость, что он живёт в комфорте, в хорошей гостинице и несёт службу в штабе армии вдалеке от боевых действий. Это чувство вины перед своими товарищами неотступно грызло его. Всё-таки он боевой офицер, и ему надо воевать, а не бегать с поручениями, хоть и это, конечно, важно. Несмотря на то что теперь рядом с ним была его Вера, он уже несколько раз порывался получить назначение в полки 27-й дивизии. Однако его не отпускали, поручая всё новые и новые дела, которые казались ему незначительными по сравнению с участием в наступлении. Но штабное начальство считало иначе. В один из этих дней ему поручили срочно разобраться с реквизицией лошадей конезавода «Георгенбург» в русскую армию. И они вместе с Никифором отправились за город на тамошний конезавод. Неугомонный казак сбежал из госпиталя, пробыв там всего одну ночь, он старался держаться молодцом, но голова его под белой аккуратной повязкой все еще болела. Реквизиция лошадей в провинции продолжалась уже неделю. Даже у хозяина отеля, где размещался штаб армии, забрали лошадь. И как он ни упрашивал штабных генералов — лошадь отправилась в войска. А здесь речь шла о целом табуне породистых лошадей, который странным образом куда-то исчез из-под самого носа комендантского взвода. Вот Орловцев и отправился разыскивать его.

По дороге на север, на Георгенбург[18], где через реку Инстер сохранился мост, верхами ходу около получаса. Вскоре всадники миновали замок и сразу за ним въехали в ворота конезавода. На ухоженной, огороженной высоким забором территории стояло несколько крепких, краснокаменных конюшен. Но лошадей нигде не было видно. В одной из служебных комнат Орловцев разыскал помощника управляющего, оставшегося на хозяйстве, и настойчиво попытался вызнать у него, куда подевались лошади. Служащий, похожий на приказчика мелкого магазина в уездном городке, юлил, изворачивался, как мог, но о табуне упорно молчал. Орловцев вышел из себя, оставалось прибегнуть к устрашению. Но в этот момент распахнулась дверь, Никифор заглянул в кабинет и поманил Орловцева за собой. Во дворе он показал знаками сесть на лошадь и следовать за ним. Как только выехали за ворота, казак тихонько рассказал, что в дальней конюшне разыскал то ли поляка, то ли белоруса, который сообщил ему, что табун — голов сто — дня четыре назад отогнали на дальнее пастбище подальше от посторонних глаз за деревню Гесветен. Там табун сейчас и пасется. Сворачивать в эту деревню надо было у замка, по дороге на восток и едва ли не час добираться туда. На всякий случай Орловцев заскочил в замок, где размещалась русская армейская часть, и вытребовал себе для поездки пять кавалеристов с вахмистром. Такой командой и тронулись на поиски. До деревни добрались без задержек, у местного бауэра узнали, что лошади пасутся неподалёку, на пастбище за мызой Штилитцен. Поскакали туда, и верно — за мызой, справа от дороги метрах в трёхстах увидели пасущихся под присмотром табунщика лошадей. Лошади тракененской породы — хороши, упитанны, хоть сейчас в строй. Кавалеристы быстро сбили лошадей в табун, выгнали их на просёлочную дорогу и погнали в замок. Орловцев, не спеша, ехал позади всех, осматривая окрестности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы