Возвращение на Голгофу

Орловцев с частью офицеров штаба следовал отдельно от свиты командующего. За его плечами оставался горящий полуразрушенный город. Но в памяти Орловцева жил другой Инстербург — исполненный ожиданиями, волнением, любовным трепетом, страстью, горьким вкусом разлуки на губах. Этот неполный инстербургский месяц вместил огромное количество событий, радостных и трагических. Воротиться ли он сюда когда-нибудь? Как они будут вспоминать всё это вместе с Верой? Что останется в их душах? Война или Любовь?

Конная группа офицеров прошла на рысях сначала в направлении Даркемена, не доезжая которого свернула на восток, в сторону деревни Гавайтен, откуда совсем недалеко было и до Гольдапа. Заночевали в строениях уцелевшего фольварка. Поднялись 12 сентября до рассвета и уже около семи утра ждали очереди на переезд по мосту через ручей Гавайте. Здесь же за движением головных колонн войск 3-го и 4-го корпусов наблюдали генералы Епанчин, Чагин и Алиев. Вскоре штабную колонну вне очереди пропустили через маленькую переправу, и они поскакали дальше.

Части корпусов, выделенные в арьергард, вели непрерывные бои с наступающими немецкими войсками, давая время огромной массе русской армии организованно выйти из опасной зоны. Штабные шли на рысях на восток с небольшими перерывами на отдых. Поздно ночью пересекли границу и заночевали в маленькой литовской деревушке. На следующий день, 13 сентября, Орловцев уже прибыл в Вержболово, где временно разместились службы штаба армии.

Воспользовавшись несколькими свободными часами, он объездил госпитали, развёрнутые в Вержболово. В одном из них узнал, что санитарный поезд с госпиталем великой княгини, который сопровождала Вера, проследовал два дня назад через Вержболово в Новгород, где раненых должны были устроить на стационарное лечение.

Все подразделения штаба армии в течение суток благополучно вышли из Восточной Пруссии и добрались до российской территории. Теперь штаб мог выполнять свои функции в полном объёме.

Работы в штабе хватало, но и суеты и неразберихи тоже. Орловцев с утра бегал по важным и уж совсем пустяковым поручениям и порядком устал.

Во второй половине дня суета чуть затихла, но тут ему принесли записку от раненого прапорщика Сергея Громова, находившегося в госпитале неподалёку. Николай сначала удивился, а потом припомнил его нескладную фигуру, и недоброе предчувствие шевельнулось у него в душе. Громов писал, что имеет сообщить ему нечто важное, касающееся его брата Юрия. Охваченный тревогой, Орловцев немедленно отправился в госпиталь.

Громова он нашел в палате легкораненых. Тот с непривычки неумело прыгал на костылях — ранение в бедро правой ноги, кость, к счастью, не повреждена. Увидев Орловцева, Громов изменился в лице, слёзы навернулись у него на глазах. Он сел на кровать, попросил присесть Орловцева на стул, стоящий рядом. Долго копался в тумбочке, достал оттуда тетрадку, завёрнутую в клеёнку, стопку писем, портсигар. Ни слова не говоря, передал их побелевшему как мел штабс-капитану.

— Где это случилось? — Горло Орловцева перехватила судорога, и Громов с трудом разобрал вопрос.

— Мы прикрывали отход 20-го корпуса… Отступали от Даркемена к Толльминкемену и с трудом сдерживали натиск немцев. Тяжёлый ночной бой завязался где-то после Вильгельмсберга. Мы ценой огромных потерь отбили атаку и утром вышли из боя, вынося раненых. Юру ранило в живот, мы везли его с другими ранеными на телеге. Он жил ещё три часа, всё время просил пить и мучился от страшной боли. Когда он умер, документы забрал ротный, а я — несколько личных вещей. И, как нарочно, снова немцы наскочили. Меня, видите, ранило в ногу. Там много погибло наших. Очень много… Тела убитых оставались по мере движения прямо на полях вдоль дороги. Что было делать? Мы и так еле-еле отбивались… — Он понурил голову.

Орловцев молча взял тетрадку и вещи брата, шатаясь, вышел из палаты на улицу.

«Как я об этом скажу родителям, как?..» — Он шёл по улочке литовского городка, не разбирая дороги, огромный колокол гудел в его голове. Неизвестно, сколько времени прошло, пока он блуждал по городку. Когда пришёл в себя, увидел, что стоит у ограды православного храма. Повинуясь внутреннему голосу, зашёл внутрь, обошёл храм, надолго остановился возле иконы Божьей Матери. Шептал молитву, самую первую, которую выучил в детстве вместе с матерью. Облегчение не наступало, и он неподвижно продолжал стоять у иконы. К нему подошёл священник, удивленный долгим молитвенным стоянием офицера.

— Сын мой, что у вас случилось? Расскажите мне, помолимся вместе.