Возвращение на родину

— Стойте! — повелительно сказал он, кладя руку на плечо миссис Ибрайт. — Мы в осаде. Их там полсотни, когда не больше. Вы с Томазин оставайтесь здесь, а я пойду их встречу. Придется вам, хотя бы ради меня, подождать, пока они уйдут, чтоб казалось, что все в порядке. Ну, Тамзи, милочка, не устраивай сцен! Ты, я думаю, сама понимаешь, что после этого мы хочешь не хочешь, а должны жениться. Сидите спокойно, вот и все, поменьше разговаривайте. А уж я с ними управлюсь. Ах, дураки проклятые!

Он усадил взволнованную девушку в кресло, прошел в переднюю комнату и распахнул дверь.

Тотчас из коридора ступил на порог дедушка Кентл, продолжая петь во весь голос, сообща с теми, кто еще стоял перед домом.

Он вошел, рассеянно кивнул Уайлдиву — рот у него был разинут, лицо сморщено от усилий вывести финальную ноту — и, дотянув ее до конца, сказал с чувством:

— Привет новобрачным, и да благословит вас бог!

— Спасибо, — сухо ответил мрачный как туча У аил див.

По пятам за дедушкой вошли остальные — Фейруэй, Христиан, торфяник Сэм, Хемфри и еще с десяток других. Все улыбались Уайлдиву, а также его столам и стульям, распространяя на них свое доброжелательство к хозяину.

— Эге, миссис Ибрайт раньше нас поспела, — сказал Фейруэй, разглядев ее шляпу сквозь стеклянную перегородку, отделявшую зальцу, куда они все вошли, от задней комнаты, где сидели женщины. — Мы-то, мистер Уайлдив, прямиком пошли, а она по кружной тропке.

— А я и молодой женушки головку вижу, — подхватил дедушка Кентл, поглядев в том же направлении и узнав Томазин, сидевшую рядом с теткой в натянутой и неловкой позе. — Не обыкла еще на новом месте — ну ничего, времени впереди много!

Уайлдив ничего не ответил и, видимо сообразив, что чем раньше приступить к угощенью, тем скорее они уйдут, достал глиняную бутыль, отчего все тотчас повеселели.

— А, вот это, наверно, питье так питье, первый сорт, сразу видно, — с растяжкой вымолвил дедушка Кентл как человек слишком благовоспитанный, чтобы выказывать нетерпение.

— Да, — отвечал Уайлдив. — Это старый мед. Надеюсь, вам понравится.

— Еще бы! — откликнулись гости с той радостной готовностью, которая появляется, когда требования вежливости совпадают с велением сердца. — Лучше старого меда на свете ничего нет.

— А, побей меня бог, конечно, нету, — подтвердил дедушка Кентл. — Одно в нем неладно — больно уж хмельной, нескоро прочухаешься. Ну да завтра воскресенье.

— Я раз выпил, — сказал Христиан, — так такой стал молодец, как солдат бравый!

— И теперь такой же будешь, — снисходительно заметил Уайлдив. — Как, джентльмены, в чарки вам наливать или в стаканы?

— Да коли вы не против, сэр, так лучше бы в кружку, а мы станем друг другу передавать. А то что его по каплям разбрызгивать!

— Ну их, стаканы, — сказал дедушка Кентл. — Скользкие, в руке не удержишь, и на угли нельзя поставить погреть… А без этого какой же вкус, а, верно я говорю, соседи?

— Верно, дедушка, — сказал Сэм, и мед пошел вкруговую.

— Так вот, значит, как, — начал Тимоти Фейруэй, чувствуя обязанность произнести нечто вроде похвального слова. — Теперь, стало быть, вы женатый человек, мистер Уайлдив. Хорошее дело! А уж супруга вам досталась, — прямо скажу, бральянт! Да, — продолжал он, обращаясь к дедушке Кентлу и возвышая голос, чтобы слышно было за перегородкой, — и покойный ее родитель, — тут Тимоти слегка наклонил голову в сторону задней комнаты, где сидели женщины, — честнейший был человек! Чуть услышит про какую-нибудь подлость, так, бывало, вскипит — беда!

— А это очень опасно? — спросил Христиан.

— А музыкант какой! — сказал Сэм. — С ним никто и тягаться не мог. Бывало, идет приходский оркестр в церковь, он впереди всех с кларнетом, и так дудит, словно во всю жизнь ни на чем другом не игрывал. А подойдут к церковным дверям, он сейчас бросит кларнет — и на хоры; ухватит виолончель и давай наяривать, словно век свой ни к чему, кроме виолончели, не притрагивался. Люди, кто в музыке толк знал, даже не верили: «Неужто, говорят, это тот самый, который только что так мастерски на кларнете играл? Быть этого не может!»

— Это и я помню, — сказал торфяник. — Сам дивился, как это один человек, а столько разного в голове держит и даже пальцев никогда не перепутает!

— А еще был случай в Кингсбери… — начал опять Фейруэй, как рудокоп, который готовился вскрыть новое ответвление все той же богатой залежи.

Уайлдив испустил вздох нестерпимой скуки и посмотрел на перегородку.

— Он туда часто хаживал по воскресеньям после обеда, дружок у него там был, Эндри Браун, тамошний кларнетист, тоже хороший человек, а музыкант так себе, пискляво как-то у него получалось…

— Бывало!

— И сосед Ибрайт частенько заменял его во время вечерней службы, чтоб тому можно было малость вздремнуть, — помогал, значит, ему по силе возможности, как всякий бы друг сделал…

— Ну да, как всякий бы сделал. — сказал дедушка Кентл; остальные более коротко, кивками, выразили согласие.