Посещение капитанского дома всегда было целым предприятием для более скромных жителей Эгдона. Сам капитан мог при случае и посмеяться с вами и поболтать, но у него раз на раз не приходился, и нельзя было сказать сегодня, как он встретит вас завтра. Юстасия всегда была замкнутой и держалась особняком. Кроме служанки, дочери одного из поселян, и паренька, который работал в саду и на конюшне, редко кто переступал их порог. Они были единственными аристократами во всей округе, если не считать Ибрайтов, и хотя сами далеко не богатые, не видели надобности выказывать дружелюбие ко всякому человеку, птице и зверю, как это делали их смиренные бедняки-соседи.
Когда охряник вошел в сад, капитан рассматривал в подзорную трубу синюю полоску на горизонте, и якорьки на его пуговицах поблескивали на солнце. Он узнал в Диггори своего вчерашнего попутчика, но, не упоминая об этом, сказал: только:
— А, охряник! Пришел? Выпьешь стаканчик грога?
Венн отклонил эту любезность на том основании, что еще рано, и объяснил, что имеет дело к мисс Вэй. Капитан обмерил его взглядом от картуза до жилета и от жилета до краг и наконец пригласил зайти в дом.
Там ему сказали, что мисс Вэй сейчас видеть нельзя, и он приготовился ждать, усевшись в кухне на скамейке и свесив руки с картузом меж разведенных колен.
— Барышня, наверно, еще не встала? — спросил он погодя служанку.
— Да не совсем еще. В такой час не принято к дамам ходить.
— Ну так я выйду, — сказал Венн. — Если она захочет меня видеть, пусть пошлет сказать, и я сейчас же приду.
Он вышел из дому и стал бродить по прилежащему склону. Время шло, а его все не звали. Он уже было решил, что затея его не удалась, как вдруг увидел Юстаспю, неторопливо, как бы гуляючи, идущую к нему. Мысль, что этакая курьезная фигура ищет свиданья с ней, показалась ей забавной и выманила ее из дому.
Но с первого же взгляда на Диггори Венна она почувствовала, что и дело у него к ней не совсем обычное, и сам он не так прост, как ей думалось, ибо он не корчился и не переступал с ноги на ногу и не выказывал ни одного из тех мелких признаков смущения, которые невольно проскальзывают у деревенского неотесы в присутствии женщины более высокого круга. Он спросил, можно ли с ней поговорить, она уронила в ответ:
— Хорошо, можете пойти со мной, — и продолжала прогулку.
Но уже через несколько шагов проницательный охряник сообразил, что не следовало ему держаться так независимо, и решил при первом же случае исправить ошибку.
— Я взял на себя смелость, мисс, прийти к вам, чтоб рассказать, какие до меня дошли слухи об одном человеке.
— Да-а? О каком человеке?
Он показал локтем на северо-восток — в сторону гостиницы.
Юстасия быстро повернулась к нему.
— Вы имеете в виду мистера Уайлдива?
— Да. Тут в одной семье из-за него неприятности, я и надумал вам сказать, потому что вы, я считаю, можете отвести от них беду.
— Я?.. Какую беду?
— Они пока это в секрете держат. Дело в том, что он, того и гляди, совсем откажется жениться на Томазин Ибрайт.
Юстасия, хотя в ней и дрожала каждая жилка, сумела выдержать роль. Она холодно ответила:
— Я не хочу ничего об этом слышать, и вы не должны рассчитывать на мое вмешательство.
— Но одно-то словечко, мисс, еще выслушаете?
— Нет. Мне дела нет до этой свадьбы, а если бы и было, я не могу заставить мистера Уайлдива слушаться моих приказании.
— А по-моему, вы могли бы, вы же единственная настоящая леди в наших краях, — с мудрой непрямотой ответил Венн. — Вот как сейчас обстоит дело. Мистер Уайлдив немедля бы женился на Томазин и все бы уладил, кабы не замешалась тут другая женщина. Как-то он с ней познакомился, и, кажется, они до сих пор встречаются на пустоши. Он на ней никогда не женится, но из-за нее может не жениться и на той, которая любит его всем сердцем. Ну, а если бы вы, мисс, — вы же имеете такое влияние на нашего брата мужчин, — если бы вы настояли, чтоб он эту другую оставил и поступил бы по-честному с вашей молоденькой соседкой Томазин, он бы, пожалуй, так и сделал, и не пришлось бы ей, бедной, так горевать.
— Ах, боже мой! — воскликнула Юстасия со смехом, приоткрывшим ее губы, так что солнце заглянуло в них, как в чашечку тюльпана, и наполнило таким же пурпуровым огнем. — Право же, охряник, вы преувеличиваете мое влияние на мужчин. Будь у меня такая власть, я бы тотчас обратила ее на пользу кому-нибудь, кто мне друг, чем Томазин Ибрайт, насколько я знаю, никогда не была.
— Неужто вы правда не знаете, что она на вас прямо молится?
— Никогда об этом не слышала. Хотя мы живем всего в двух милях друг от друга, мне не случалось бывать в доме ее тетки.
По ее надменному тону Диггори понял, что его тактика пока что не имела успеха. Он мысленно вздохнул и решил выдвинуть свой второй довод.
— Ну, не будем об этом, но поверьте мне, мисс, есть в вас такая сила, что вы можете много добра сделать другой женщине.
Она потрясла головой.