Возвращение Орла

Для кулибина-Поручика это был удар… Автомобиль был его продолжением и не мог вести себя, как вздумается, а только как предполагалось хозяином. Сейчас ему полагалось заводиться, а он только жалобно кряхтел.

– Ты что?! – ласково спросил он свою «копейку», – ты что, милая? – а потом поправился и спросил уже жёстко-удивлённо, – что же это со мной?

Кто-кто, а Поручик никогда не допускал до их общего организма никаких случайных болезней. Если чувствовал, что вот-вот полетит какая-то железка, он сам становился этой железкой и она продолжала работать, если и не как новая, но и не как больная. Научился он этому у Василия Анисимыча, старого механика, отца Африки, в чьём ведении было реакторное «железо». Его-то, реакторное железо, не починишь, разложив на верстаке и раздумывая по полдня, как бы лучше подступиться, его за несколько минут, не изымая из грязного тела нужно привести в идеальное состояние.

Метод свой Анисимыч называл «превращением в гайку». «Ты её сначала увидь, больную, потом смотри на неё как бы изнутри её самой, но уже на то самое место, которое ерундит, и сразу же увидь её здоровой, и после этого уже можешь крутить…» – словами он больше сказать не мог, фразу «превратиться в гайку» сам не употреблял, кому охота прослыть сумасшедшим, после троеточия он делал характерное движение левым плечом вперёд, наблюдающим которое становилось ясно, что Анисимыч – уже гайка, «…а в зону забегаешь только проверить и закрепить. Там ремонтировать некогда». Правда, перед «гайкой» он всегда просил у начальника семьдесят грамм, разбавлял не шибко, до «гайки» больше не повторял, а минут десять ждал «связи» и, выпроводив всех из помещения, начинал двигать плечами, крутить головой и устраивать авторукопожатие, будто ладонями пытался раздавить грецкий орех. Последние несколько лет оставлял с собой Серёгу, Поручика, начальника, годившего ему сыновья…

Сам Анисимыч, как и все Париновы, был родом с поселка Володарского, что на Пахре, потомок местных чудесников. Пахра речка заповедная (Пахра), в переводе со старого языка – по Аркадию – название означало Божье лоно (Ра – бог, пах – это пах), и таких творителей чудес в каждом местном роду было в достатке. Пахра! «Солнечный пах, место, где у боженьки яйца. – Фу, Аркадий! – Что фу? У филологов, как и у врачей, запретных тем нет. Разве что не яйца, а именно – лоно, родовая середина, по-древнеиндийски - paksah». В отличие от великоумного знатока русского языка Макса Юлиуса Фридриха, от чего только корень «пах» не производивший, а три главных русских слова из этого гнезда – собственно «пах», «запах» и «пахать» растащил вообще по разным планетам, Аркадий отстаивал их очевидное родство. «Только немецкие носы морщить не надо! Пах – это место, где пахнет, и из всех в мире запахов – он главный, а пахать – это значит теребить земное лоно, ласкать, возбуждать, готовить перед тем, как бросить в него семя. И вся остальная пахабель отсюда, нечего заморские брызги собирать! О-че-видно!». (Доморощенный филолог Аркадий не то чтобы бежал от излишних усложнений в расшифровке языковых загадок, он просто всегда отдавал должное этому очевидному и, не печалуясь о возможных ошибках, соглашался, «что этруски это русские – о-че-видно! И нечего огород городить, а у Максов Юлиусов Фридрихов всегда будут свои резоны…»).

Говорили, что какой-то предок Анисимыча, по имени Анисим, и скорее всего Васильевич (старшие так и чередовали имена – Анисим и Василий, Василий и Анисим, пока не споткнулись на последнем Евгении Васильевиче, Африке, испугались, видно, оголтелых материалистов и тут же потеряли силу), мог пахать, не вставая с печки, предания о подобных чудаках-богатырях дошли разве что сказкой про Емелю, а в жизни последний Анисимыч специализировался по раскручиванию и закручиванию гаек через стенку, то есть, по сути, тоже не слезая с печи. Для реакторного механика сверхполезная способность!

Серёга, Поручик, применял метод к своей «копейке», жалея, что нельзя семьдесят грамм за рулём. Реактор у Анисимыча работал как часы, и уже почти двадцатилетняя «копейка» бегала у Поручика, как двухлетний «меринок».

И вот теперь его «меринок» упёрся… Несмотря на то, что выпито было не семьдесят, а семьсот, закрутил в голове мультяшку из живых агрегатиков, участвующих в заведении машины, и быстро определил, что все они здоровы, как, наверное, и в капитанском «запоре» – дело было не в машинах, а… выше. Поручик вылез и, сильно сощурившись, как будто на той половине неба, куда он смотрел, была не клубящаяся гремящая чернота, а полдневное солнце, попробовал войти в кидающихся на Оку грозовых монстров. «Сначала увидь… потом посмотри на проблему, потом увидь без проблемы…» – повторял про себя инструкцию старого механика.

И он увидел…