Возвращение‌ ‌«Пионера»

— Глянь, — сказал Андрей, поднося Ивану под нос промокшие обугленные остатки плоской картонной коробки, вроде как из-под пиццы. Из холмика залитой водой золы торчал, все еще испуская зловонный дымок, багровый коленкоровый корешок. Несколько корешков.

Коробка выступила кремационной урной для пачки паспортов, которые успели спалить — но не до конца.

— Кто тут еще бывает? — спросил Андрей, повернувшись к мелким. — Чьи это паспорта?

Пацан с девчонкой переглянулись и уставились уже на Андрея. Тот ласково сказал:

— Детишки, времени немного. Не хотите как подельники загреметь — рассказывайте скорее, пока по-настоящему злые дяди не приехали, чем вы тут занимались, сколько вас и где этот вот вас нашел.

Он кивнул на Обухова.

Девочка покачала головой, а пацан вдруг улыбнулся.

— Улыбаться мне тут будешь, сопля? — вкрадчиво спросил Андрей и тут же гаркнул, кинувшись к пацану и остановив колено в десятке сантиметров от его лица — так, что лепестки золы спрыгнули с картонки и кружевным танцем устремились к полу: — Сказал быстро, кто такие и чьи документы!

Девчонка дернулась вперед, будто чтобы защитить пацана, а пацан вроде как заслонил ее плечом. И сказал очень четко и размеренно:

— Я гражданин Советского Союза Линар Фаридович Сафаров, семьдесят первого года рождения, несовершеннолетний, участник мирного научного эксперимента «Пионер», без звания, к вооруженным силам отношения не имею. Показания готов давать только в присутствии советского консула.

— Ага, — сказал Андрей, отступил, оглянулся на Ивана и повторил: — Ага. Сержант, давай сюда понятых и экспертов. Похоже, психотропную лавку накрыли.

Я умер, да?

Антон вышел из автобуса, стянул влажную уже маску на подбородок, сунул телефон в карман и тут же вытащил его снова, почувствовав вибрацию сообщения. Светка просила купить яйца, обезжиренный творог и сахар. Ватрушка, значит. Белковая диета кончилась, значит. Уже хорошо, подумал Антон, удержался от иронического комментария и пошел в «Пятерочку».

На лавке у подъезда сидел пацан лет четырнадцати. Завидев Антона, он стянул маску на шею. Прикольно, подумал Антон. Новый этикет вырабатывается. «Честь имею», по легенде, произошло от отбрасывания рыцарского забрала, чтобы встречному лицо показать. А лет через двадцать все привыкнут махать ладошкой от носа вниз.

Пацан странно знакомый, Вадимов с пятого этажа так вымахал, что ли, подумал Антон, равнодушно кивнув пацану, прошел мимо и замер, делая вид, что ищет в кармане магнитный ключ от подъезда, который давно зажимал в руке. Сердце бахнуло.

Пацан смотрел на него и ждал. Антон чувствовал это, даже не глядя.

Яйца кокну, спохватился он, перехватывая выползший было из пальцев пакет, нахмурился и повернулся к пацану.

— Здравствуй, Антон, — сказал пацан.

Антон долго смотрел на Олега, как же его фамилия, Ивичко, Пасечко, точно, Исичко, жалобно улыбнулся и спросил:

— Я умер, да?

— Не хотелось бы, — ответил Олег, как всегда, очень серьезно. — Тогда у нас тут вообще никого не останется.

Антон сделал два шага негнущимися ногами и плюхнулся рядом с Олегом. Он посидел, глядя перед собой и помаргивая, потом повернул голову и спросил:

— Потрогать можно?

— Вот не зря у вас все на извращенцах чокнулись, — сказал Олег. — Давай, только один раз и очень быстро.

Антон хмыкнул, неожиданно для себя отвел кулак, чтобы стукнуть Олега в плечо, и замер, сообразив, что это сработал рефлекс, дремавший лет тридцать, если не больше. Он осторожно ткнул костяшками в худое мальчишеское плечо, твердое и горячее даже через футболку, помедлил, разжал кулак и протянул ладонь.

— Здорово, что ли. Ты вот только вернулся?

Олег, кивнув, ответил на пожатие.

— Расскажешь? — жадно спросил Антон.

— Да чего там… — начал было Олег, посмотрел вокруг, ухмыльнулся и сказал: — А ты мне, лады?

И рассказал.

Антон выслушал, кивая и хмурясь в нужных местах и обмирая от жуткой сказочности ситуации. Трындеть у подъезда с другом детства, позавчера вернувшимся из соседней Галактики и из твоего детства, — к такому жизнь, наверное, никого не готовила. Как говорится, штош.

Антон пришел в себя сравнительно быстро, чем немножко даже погордился, и тоже рассказал — как уж мог коротко, перескакивая с темы на тему и отвлекаясь на встречные вопросы и комментарии Олега, который за три дня успел неплохо сориентироваться в новом мире. Антон вот, оказывается, довольно криво помнил мир, прах которого все никак не получилось стрясти с ног.

— Перестройку-то ты помнишь, — настаивал он, — это же как раз восемьдесят пятый, Горбачев пришел, и сразу началось.

— Ни фига не сразу, — возразил Олег. — Мы стартовали — нормально все было, СССР на страже мира и прогресса, решающий год пятилетки, преемственность, ускорение развития, все во имя человека. Все как всегда. После нас вот началось. Ну или из-за нас.

Антон засмеялся. Олег серьезно продолжил:

— Политбюро как Политбюро, генеральный как генеральный, только не такой старый и с пятном на всю лысину. Ее еще замазывали везде зачем-то, на портретах, в газетах, только по телику не могли. Сейчас смогли бы, наверное.