Она не отпускала его, блуждая ладонями по его спине, словно тоже благодаря небо за то, что он выжил. Оторвавшись от ее губ, он позволил себе пуститься в путь по ее щеке к нежному месту у виска, где вились светлые волосы, потом принялся изучать языком изящную раковину ее уха, с гордостью ощущая, как она трепещет в ответ.
Как он мог считать ее угловатой, когда ее шея так грациозно переходит в плечи? Когда ее кожа такая сладкая на вкус. Он захотел — о, как же сильно — увидеть, что скрывается под покровом ее грубого одеяния, и принялся распутывать завязки дублета, улыбаясь, не в силах отвести от нее глаз, когда она кинулась ему на помощь, а потом сбросила свое защитное облачение на пол.
Теперь на ней осталась только свободная шерстяная рубаха поверх льняной сорочки. На миг он представил ее в платье: шея тонет в пене белоснежного кружева, глубокий вырез обнажает нежные, соблазнительные округлости грудей…
Нет. Вычурные наряды не к лицу его Кейт. Как блестящие доспехи не подходят мужчине, живущему на границе.
Пробравшись под слои шерсти и льна, он положил ладони на ее кожу, такую горячую, словно под нею пульсировала сама жизнь.
— Позволь мне… — Он успел договорить? Или просто стащил с нее оставшуюся одежду и отбросил в сторону? Но потом, увидев ее обнаженной, он утратил дар речи.
Она отрицала свою принадлежность к слабому полу, но ее груди — полные, круглые, острые словно от холода — говорили обратное. Он осторожно дотронулся до нее, как будто боялся сломать, если будет недостаточно нежен. Накрыл обе груди ладонями и погладил. Его пальцы сомкнулись на их кончиках. Она закрыла глаза, запрокинула голову, и из ее горла вырвался гортанный звук, невнятный, как его мысли.
Он подумал, что теперь, узрев ее нагое тело, никогда больше не сможет закрыть глаза. Все, что она так долго прятала, манило его, и больше всего те невидимые границы ее тела, где груди переходили в ребра, где плечо становилось горлом. Он будет изучать ее, пока не познает полностью, пока не узнает, где ее талия перетекает в бедра, где живот становится местечком меж ее ног…
Отведя вверх ее руку, он наклонился, чтобы поцеловать неуловимую грань под грудями, где начинался торс. Искушая его губы, она шевельнулась, потянулась к нему. Ее тело само угадывало, что нужно делать, оно просило его без слов.
И он ответил на эту немую просьбу.
В ее руках, ласкавших его спину, тоже проснулся голод. Она взялась за его плечи, начала расстегивать куртку такими же трясущимися, неуклюжими пальцами, какими только что были его собственные. Он помог ей и снял тяжелый дублет, над которым она так долго трудилась, потом, не дожидаясь ее помощи, сбросил рубаху и нижнюю сорочку.
Теперь пришел ее черед изучать его тело. Под ее жадным взором он испытал странную робость и надежду на то, что он ей понравился — чувства, которые он никогда еще не испытывал наедине с женщиной.
Потом она дотронулась до него.
Принялась водить ладонями от шеи к плечам, от локтей к запястьям, и снова вверх, сначала с одной стороны, потом с другой, потом через грудь, словно стремилась познать и запечатлеть в своем сознании каждый дюйм его тела.
И тогда он понял, почему она закрывала глаза.
Но он не мог долго оставаться незрячим. Слишком многое еще предстояло открыть и увидеть.
На ней все еще были надеты высокие сапоги, и он, разыгрывая оруженосца, помог ей разуться, а потом снял и свои сапоги тоже. Теперь застеснялась уже она, оставшись перед ним в одних шерстяных чулках.
В замешательстве он сел на кровать. Женщина в юбке всегда была доступна для соития. Но с женщиной в мужском облачении он еще не имел дела.
Она встала с решительно сжатыми кулаками, повернулась к нему спиной и распустила невидимые его взору подвязки. Потом медленно, очень медленно сняла чулки, обнажая бедра, ноги и…
Он выдохнул ее имя? Кажется, да.
Сидя на краю кровати, он дотянулся до нее и привлек к себе, а после его пальцы проникли меж ее ног.
Позволив ему принять на себя ее вес, она развела ноги и подалась вперед, раскрывая бедра навстречу его ищущим пальцам.
Сейчас. Немедленно, закричало его тело, тугое от страсти.
Горячая, скользкая, она тоже была готова. Ее бедра задвигались, приспосабливаясь к ритму его пальцев, и он понял, что больше не может ждать. Он хотел ее всю прямо сейчас.
Опрокинув ее на постель, он накрыл ее своим телом — его губы на ее губах, ее груди прижаты к его торсу — и понял, что ниже пояса до сих пор одет. Он потянулся вниз, чтобы высвободиться…
— Нет! Нет!
В первое мгновение смысл ее слов не дошел до него. И лишь когда в лицо ему врезался ее кулак, когда ногти вонзились в плечи, а колено ударило в пах, только тогда он застыл, задыхаясь, и ошеломленно посмотрел вниз, все еще вжимая ее в перину. А потом откатился в сторону, подальше от нее.
Не мигая, тяжело дыша, он ждал, когда его разум вернется в тело.
Сначала он подумал, что она сошла с ума.
Потом, что спятил он сам.
Нет, ее желание невозможно было истолковать превратно. Она сама сняла последний предмет одежды, сама опустила последний барьер. Что же изменилось?