Возвращение республиканца

Около восьми вечера Дескин наткнулся на интервью, в котором управляющий фондом помощи жертвам тоталитарных режимов гордо заявлял, что именно их фонд первым пришел на помощь жителям Сагитториуса, и скромно не отрицал, что основным донором фонда является «Астгартус майнинг компани». Дескин тут же связался с офисом компании и попросил возникшую на экране девушку соединить его с председателем совета директоров. Судя по реакции, Фабин находился на рабочем месте.

— Как вас представить? — поинтересовалась девушка.

Вольдемар домыслил традиционную непристойность, но вслух произнес только:

— Вольдемар Дескин.

Помурыжили его недолго, всего минут десять.

— Здравствуйте, господин Фабин, — расплылся в радушной улыбке Вольдемар.

В ответ председатель пробурчал что-то невнятное, видимо, этому разговору не очень обрадовался.

— Как видите, я держу свое слово, — продолжал цвести Вольдемар, — теперь никому и в голову не придет обвинить вас в финансировании «пиратской банды Дескина». Только что управляющий фондом рекламировал «Астгартус майнинг компани» как главного спонсора борьбы Сагитториуса за свою независмость.

— Короче, — прервал поток его красноречия Фабин, — чего вы хотите?

— Да у нас тут долгов немного накопилось, миллионов на десять. Подкиньте чего-нибудь на бедность. Я думаю, за последние сутки фонд существенно пополнился.

— Даже не представляете, насколько, и деньги продолжают идти. Ваши долги будут оплачены, но впредь по данным вопросам обращайтесь к управляющему. Вы здорово подмочили мою репутацию в глазах коллег, и дальнейшее общение с вами ее сушке не способствует.

Фабин отключился еще до того, как Вольдемар успел закончить фразу:

— Крайне признателен, господин председатель.

После чего он позволил себе беззвучно рассмеяться и снова прилип к экрану коммуникатора.

Ближе к полуночи сенат разродился нотой в адрес астенского правительства. Содержание документа появилось в новостях еще до того, как его физический носитель успел покинуть пределы сенатского здания. Любой, кто хотя бы бегло ознакомился с содержанием ноты, мог бы дать ей однозначную характеристику — ультиматум. Суть его сводилась к следующему: во избежание серьезных последствий, Астене предлагалось в кратчайший срок убраться из системы Каппы Андромеды. Срок, отведенный для ответа, — двое стандартных суток с момента официального вручения. Конкретные последствия не назывались, но самому неискушенному в политике человеку было понятно, чем все это может закончиться. Так было даже страшнее и непонятнее, к тому же оставляло широкие возможности для маневра. Без внешней поддержки весовые категории противников были несопоставимы. А в том, что никто не поддержит астенцев, мало кто сомневался.

Вольдемар довольно потер руки, в формулировках чувствовалась рука Эскалеры, но вряд ли общая жесткость ноты была его заслугой. Если бы не внешние обстоятельства, то сенаторы, скорее всего, приняли бы абсолютно беззубый и ни к чему не обязывающий документ. Вот только собравшихся на площади перед сенатом людей такая бумажка вряд ли бы удовлетворила. Накал страстей уже достиг критического значения, и вести свою игру стало очень опасно, оставалось только заигрывать.

Дескин внимательно изучил нужный ему пункт ноты, и начал ковать свой гешефт, не отходя от коммуникатора. Связавшись со штабом флота, он попросил дежурного соединить его с начальником штаба. Почему-то Вольдемар не сомневался, что в ночь с субботы на воскресенье все флотское командование сидит в своих кабинетах. Олвиц ответил почти сразу, по штабным меркам можно считать, мгновенно.

— Добрый вечер, господин контр-адмирал.

— Скорее, уже ночь. Что у вас, господин Дескин?

— Я хотел бы обсудить шестой пункт документа, только что принятого уважаемыми сенаторами.

— Срок ультиматума еще не истек, — Олвиц предпочел назвать ноту по ее фактическому содержанию.

— Но вы же понимаете, для того, чтобы ответ был положительным, надо заранее надавить на оппонента… — начал развивать свои мысли Вольдемар.

— Короче, — прервал его Олвиц. — Чего вы хотите?

— Счастья в жизни хочу, — съязвил Вольдемар, — любви большой и чистой.

— Прекратите ерничать, мы не в цирке. И поосторожнее с любовью, она может принимать разные формы, иногда довольно извращенные.

— Намек понял, — сказал Вольдемар. — Если любви мне от вас не добиться, то хотелось бы получить еще один сторожевой корабль, хотя бы четыре истребителя и два штурмовика в приличном состоянии, а главное — малый десантный корабль с полным комплектом средств высадки. Ну и там по мелочи: ракеты, запасные части, топливо…

— А харя не треснет? — возмутился подобной наглостью начальник штаба. — Вы и так уже получили немало.

— Ну да. Списанный сторожевик, который сочли недостойным капремонта, полсотни ракет с истекающим сроком хранения и около сорока тонн уже не нужных вам запчастей. Остальное мы сами подобрали на свалке. Это вы называете «немало»?

— Где вы для них экипажи возьмете? — не сдавался Олвиц.

— Найдем, — отрезал Вольдемар, — это наша забота.