Возвращение росомахи

Вышли на Гонам 1 августа. В ночь с 23 на 24 августа пятиметровым паводком унесло лодку и снаряжение. Сюда добрались на легком плоту 2 сентября в крайне истощенном состоянии, т. к. голодали. Здесь держались частично (очень мало) на грибах и ягодах. В этом состоянии разобрали склад, чтобы построить плот. Сегодня, 15 сентября, мы отправляемся вниз по Гонаму. Надеемся встретить на Учуре людей. Ноги опухли, передвигаемся с трудом.

15.09.72 г.

Сотников. Тимашов.

P.S. Существенно обижены на геологов, улетевших отсюда в этом году с нарушением закона тайги. Немного муки и крупы очень облегчили бы наши страдания».

Позже на метеостанции Чюльбю (от ключа Нинган до нее 240 км) метеоролог Шатковский подтвердил, что в двадцатых числах августа 1972 года шли проливные дожди и уровень воды в реке Учур у Чюльбю за сутки поднялся на восемь метров! Это соответствует подъему воды в среднем течении Гонама на пять-шесть метров. Такой быстрый и мощный подъем характерен для районов вечной мерзлоты. Оттаявший за лето верхний слой почвы перенасыщен влагой, и во время дождей вода сразу скатывается в реки. (Мы сами после непродолжительного ненастья в верховьях Гонама были застигнуты двухметровым паводком).

Ниже Нингана река прорезает высокие гранитные хребты. Каскады надсадно ревущих порогов следуют один за другим. Я до сих пор не могу понять, как обессиленные ребята на неповоротливом плоту из бревен сумели пройти Солокитский каскад, протяженность которого 46 километров! В нем даже наши шестиместные надувные плоты временами исчезали между кипящих валов воды.

За плечами Юры с Сашей остались многие сотни километров дикого, безлюдного пространства, но последний, самый мощный порог им пройти не удалось — плот разбило, остатки снаряжения унесло. Что особенно обидно — дальше река успокаивается и даже неуправляемый плот вынесло бы к людям.

В устье речки Холболоох группой челябинских туристов, шедшей за нами, на высоком берегу была найдена разрытая медведем могила глубиной 30–40 сантиметров и лежащий на земле крест с нацарапанной надписью: «Сотников Ю. В. 23.09.72 г.». Вокруг кости, обрывки одежды. Челябинцы все это собрали и, выкопав яму поглубже, перезахоронили. На могиле поставили далеко заметный с реки массивный крест.

А на следующий год корабелы из Николаевска-на-Амуре — родины Юры Сотникова — закрепили на кресте пластину из нержавеющей стали. На ней выгравированы строки Юриного стихотворения:

Тайга, тайга, мне скоро уезжать.
И тут не нужно слов высоких.
Мне хочется в объятьях крепких сжать,
Как плечи друга, склоны хмурых сопок.
Узнав тайгу, нельзя забыть ее.
Она своим простым законам учит.
Здесь у костра не хвастают, не лгут,
Не берегут добро на всякий случай.
Здесь все свои и, верно, в этом суть.
Строга, добра, сурова, необъятна.
И где бы ни лежал мой путь, —
Я знаю, что вернусь к тебе обратно.

Юра Сотников.

Хабаровский край, г. Николаевск-на-Амуре.

Трагически погиб 23.09.72 г.

Я прикрываю глаза и пытаюсь представить последний день моего друга…

Два измученных человека скрючились у чадящего костра. Сырость, холод до предела измотали их, а ночью выпал глубокий, почти по колено, снег. У Юры уже нет сил даже сидеть. Он прилег на снежную перину. Больное сердце бьется с перебоями. Саша же упорно поддерживает огонь — если потухнет, разжечь будет нечем. Слабое пламя хоть как-то согревает, а дым должны заметить с воздуха…

Юре чудится, что к нему по летнему лугу среди цветов идет молодая мама. Она уже совсем близко. Юра явственно ощущает запах ее волос. Теплые ладони ласково коснулись плеч, и ему сразу стало легко и покойно. Мама загадочно улыбалась.

Только теперь он увидел, что ее щеки покрыты нежным золотистым пушком. «Как же я прежде не замечал этого?» Юра протянул руку, чтобы погладить маму по щеке, но родной образ растаял…

Саше приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы заставить себя подняться и вновь идти за ветками и сучьями. Все, что могло гореть, вблизи собрано, и поддерживать огонь становится все труднее…