Возвращение ростовского потрошителя

– Ребят, свои, – сказал московский оперативник, раскрывая перед ними служебные «корочки», – извините, но мы очень спешим, причем по самой какой ни на есть служебной надобности. Может, войдете в наше положение и не будете нас сильно задерживать?

– Думаю, это возможно, – не скрывая недовольства, ответил Виктор, внимательно изучив полицейскую принадлежность водителя.

Внезапно! Из багажного отделения раздался жалобный стон, сопровождаемый призывом о помощи – и в тот же момент борцы с потусторонними силами похолодели от ужаса и пожалели о том, что не засунули монстру кляп и не заткнули понадежнее его демонический отклик. Гаишники, надо отдать им должное, сразу перегруппировались, чтобы один прикрывал другого, извлекли наружу табельное оружие и взяли на прицел молодого оперативника и его прекрасную спутницу.

– А ну-ка руки… чтобы я непременно их видел – и выходи из машины! – приказал Виталий резким и грубым голосом. – Затем аккуратно проходим назад и открываем багажник.

– Вы совершаете большую ошибку, – негодующим голосом обрисовала Шалуева возникшую ситуацию кратно, но наиболее верно.

– Да, – попытался Ремишев хотя бы как призвать к разуму полицейских и разрядить возникшую внезапно конфликтную ситуацию, одновременно вылезая наружу с поднятыми кверху руками, – мы транспортируем опаснейшего преступника; следовательно, неосторожное его освобождение станет огромной, да и попросту непоправимой, ошибкой.

– Хватить пустой трепотни, – сотрудники ДПС так и продолжали настаивать на открытии багажной двери, – показывай, кто у тебя внутри, а мы уже там сами посмотрим и во всем разберемся.

Юрий отрешенно вздохнул и, сопровождаемый Виктором, державшим оперуполномоченного на постоянном прицеле, проследовал к задней части машины; Виталий в это же самое время продолжал держать на мушке вдруг взбунтовавшуюся красотку, наотрез отказавшуюся покидать удобный автомобильный салон; так она и ответила на предложение гаишника «тоже выйти наружу», причем сделала это достаточно резко: «Никуда я не пойду: мы всё равно здесь сейчас все умрем, дык какая мне разница, когда это произойдет – минутой раньше, минутой позже…»

Московский оперативник между тем приподнял крышку багажного отделения, предъявив на всеобщее обозрение находившегося внутри Чурилова, скорчившегося в три погибели и жалобно стонущего:

– Спасите меня, пожалуйста, от этих маньяков: они везут меня убивать и никакие они вовсе не полицейские, а «ксива» их липовая.

– В сторону! – резко вскрикнул гаишник, сопровождавший столичного сыщика. – И лучше не дергайся, иначе я тебя «завалю» – даже не сомневайся!

Едва лишь Ремишев удалился на указанные ему три метра, лейтенант Самородков дульным прицелом своего пистолета разрезал тонкую нить, освободив Антона Ксенофонтовича из своеобразного плена. Он еще не знал, что сделал полнейшую глупость и свою самую роковую ошибку! Несмотря на то что в светлое время суток адский «пришелец» лишался своих мистических сил и потусторонних возможностей, вместе с тем он не утратил способность разумно мыслить (а еще и… если вспомнить, при жизни он являлся высоким и физически развитым человеком); таким образом, как только Виктор разделил последнюю нить, человеко-монстр резко перевел корпус своего тела в положение – сидя, перехватил его правую кисть, резко повернул ее на излом и выхватил пистолет; в следующую секунду Чурилов, не задумываясь, выстрелил сотруднику ДПС в область сердца; тот еще не успел упасть, а недочеловек уже выскакивал из машины, хватал умирающее тело за шею и, прикрываясь от открывшейся пальбы, производимой со стороны его брата, пошел с ним на стремительное сближение. Как следует понимать, пистолетная стрельба не может продолжаться вечно, именно так произошло и в этом ничем не отличном случае – и вот, когда у недоверчивого полицейского закончилась основная обойма, посланник Ада, недобро усмехнувшись, бросил ненужное больше туловище, уже отяжелевшее и безвольно висящее, приблизился к гаишнику почти что вплотную и метким выстрелом в голову безвременно оборвал его молодую и, казалось бы, такую беспечную жизнь.