Возвращение с Западного фронта

– В Цюрихе. Ее выслали. Но она в полном порядке. У Лило лежат письма для тебя. Она – наш почтамт: ведь, кроме нее, ни у кого из нас нет настоящих документов. Поэтому Рут писала тебе на ее имя.

– Значит, в Цюрихе… – сказал Керн.

– Да, малыш. А что тут страшного?

Керн посмотрел на него:

– Страшного ничего.

– Она остановилась там у знакомых. Скоро и ты поедешь туда, вот и все. Здесь, между прочим, тоже запахло жареным.

– Чувствую…

Пришла Лило. Она поздоровалась с Керном так, словно он вернулся после непродолжительной прогулки. Для нее два месяца не были сроком, о котором стоило говорить всерьез. Она жила уже около двадцати лет вне родины. Не раз ей приходилось встречать людей, которые приезжали из Китая и Сибири после десяти или пятнадцати лет отсутствия, когда о них не было ни слуху ни духу. Она спокойно поставила на стол поднос с чашками и кофейником.

– Дай ему письма, Лило, – сказал Штайнер. – Он все равно не сядет за стол, пока не прочитает их.

Лило показала на поднос – письма лежали на нем. Керн быстро вскрыл конверты. Он начал читать и позабыл обо всем. В первый раз он держал в руках письма от Рут. Первые любовные письма в его жизни. И словно по волшебству все куда-то исчезло – горечь, вызванная ее отсутствием, беспокойство, страх, неуверенность, одиночество… Он читал, и черные строки стали светиться и фосфоресцировать… Где-то был человек, который тревожился о нем и был в отчаянии от всего, что произошло, человек, говоривший, что любит его… Твоя Рут! Твоя Рут! Боже мой, подумал он, – твоя Рут! Твоя!.. Это казалось почти невозможным. Твоя Рут. Разве принадлежало ему что-нибудь до сих пор? Что принадлежало ему до сих пор? Несколько флаконов духов, десяток кусков мыла и вещи, которые он носил. А теперь у него есть человек? Целый человек? Тяжелые черные волосы, глаза… Это казалось почти невозможным!

Он огляделся. Лило ушла к фургону. Штайнер курил.

– Ну как, все в порядке, малыш? – спросил он.

– Да. Пишет, чтобы я не приезжал. Чтобы, мол, не рисковал из-за нее еще раз.

Штайнер рассмеялся:

– И чего только не пишут женщины! – Он налил Керну чашку кофе. – А теперь позавтракай!

Прислонившись к фургону, он смотрел, как Керн пил и ел. Сквозь тонкий белесый туман просвечивало солнце. Керн ощущал тепло, и ему казалось, будто он вдыхает аромат тонкого вина. Еще вчера утром он сидел в вонючей камере и хлебал из погнутой жестяной миски тепловатую баланду. Теперь же дул легкий, свежий утренний ветерок. Керн ел отличный хлеб и запивал его кофе, в кармане шуршали письма Рут, а рядом, прислонившись к фургону, стоял Штайнер.

– Все-таки тюрьма имеет свои преимущества, – сказал Керн. – Выйдешь из нее, и все кажется таким чудесным!

Штайнер кивнул.

– Ты небось хотел бы уехать сегодня же вечером, а? – спросил он.

Керн внимательно посмотрел на него.

– Хочется уехать, хочется остаться здесь… Если бы мы могли отправиться в путь втроем!

Штайнер дал ему сигарету.

– Поживи у нас два-три денька, – сказал он. – Вид у тебя довольно жалкий. Тюремные харчи сделали свое дело. Откормись хоть самую малость. Силенки тебе еще ох как понадобятся – ведь опять уходишь в плавание! Правда, побудь немного здесь, а то еще свалишься на полпути, и снова сцапают. Швейцария – это тебе не игрушки. Чужая страна – надо быть начеку!

– А что мне тут делать?

– Можешь помогать в тире. А по вечерам – на сеансах ясновидения. Правда, пока тебя не было, пришлось нанять другого человека. Но с двумя помощниками еще лучше.

– Ладно, – сказал Керн. – Ты, конечно, прав. Надо немного прийти в себя. Я почему-то все время испытываю страшный голод. Не только в желудке – в глазах, в голове, везде… Пусть все встанет на свои места.

Штайнер рассмеялся:

– Это правильно! А вот и Лило с горячими пирожками. Наешься досыта, малыш. Я тем временем пойду будить Потцлоха.

Лило поставила перед Керном блюдо с пирожками. Он продолжал есть с удвоенным аппетитом, время от времени нащупывая в кармане письма Рут.

– Вы остаетесь здесь? – медленно спросила Лило. Она говорила по-немецки с характерным для русских акцентом. Керн кивнул.

– Только ничего не бойтесь, – сказала Лило. – Вы не должны тревожиться за Рут. Она не пропадет… Я хорошо разбираюсь в человеческих лицах.

Керн хотел было ответить, что этого он как раз и не боится, но беспокоится, как бы ее не арестовали в Цюрихе до его приезда… Однако, взглянув на мрачное, овеянное какой-то нездешней печалью лицо русской, он запнулся и ничего не сказал. Рядом с этим все казалось мелким и незначительным. Но Лило словно уловила его мысль.

– Не страшно, – сказала она. – Пока жив друг – ничто не страшно.

Это случилось два дня спустя, перед вечером. К тиру не спеша приблизилось несколько человек. В это время Лило обслуживала группу молодых парней, а вновь подошедшие обратились к Керну:

– Ну-ка, давай мы постреляем!

Керн подал первому винтовку. Сначала они стреляли по фигуркам, которые шумно опрокидывались, и по шарикам из тонкого стекла, плясавшим на струе маленького фонтана. Затем принялись изучать таблицу призов и потребовали поставить мишени для главных выигрышей.