Возвращение в Атлантиду

Временно остановился и бросил взгляд на сразу отвлекшего Герантода. Тот уже забыл про зрелище, восхищенно посмотрел на Гомера и медленно, но крепко захлопал в ладоши. Подтягиваясь за царем, захлопали и приближенные.

– Гомер, эта песня прекрасна!!! Не продолжишь ли ты свою историю? Пой же, старец, сладка песнь твоя!

И Гомер снова запел, чувствуя, как слова, словно тенями выскальзывающие из неизмеримо далекого прошлого, сами складываются в строфы.

Вот они, кони, быстрее Пегаса крылатого мчатся,
Искры летят от копыт, угасая в мятущемся вихре,
То Герантодовы кони, взращенные в ласке и неге.
Будь у героя-атлета столь сильный и чуткий товарищ,
Чтоб удержал от паденья, удара циклопа иль змея,
Разве ж не будет героем он, стольких врагов победивши
Сидя на сильном и смелом, подобном такому, коне?

Опытный муж Герантод, чья известна отвага и доблесть!

Если бы жил ты в краю, где пасутся привольно ксиланы,
Рогом во лбу протыкая покров благосклонного неба,
Ты бы поспорил о яви с самим многомудрым Олиссом,
Силу проверил у Тора в бою беспощадном на копьях,
И победил, пронеся высоко отсеченные главы
В знак торжества – полубоги преклонят колени.

Песня стрелой пронесется, рассеется по миру ветром,

Всяк стар и млад восхищенно услышит ту песню
И до седьмого колена прославит царя Герантода.
Мчитесь же, кони, как песня – звенящею меткой стрелою,
С пеной у рта и глазами, столь полными Зевсовых молний,
И донесите царя вы, несущего свет Герантода,
К белым вратам парадиза, где сном начинается вечность…

Гомер приумолк, и Герантод, привстав с седалища, снова начал хлопать в ладоши, затем обернулся, и зычно крикнул, полуобернувшись, приказчику:

– Каресиад! Моим повелением – коня величайшему певцу в подарок, чтобы знал щедрость и почитание царя Аргосского!

А потом повернулся в Гомеру и, прищурившись, спросил:

– Только, певец, скажи мне – кто эти герои из твоей новой песни, Олисс и Тор? Никогда не слышал о них.

Гомер почтительно склонил голову.

– Ты не слышал о них, мой царь, потому что я никогда не пою новых песен. Я лишь скромный рассказчик того, что было совершено слабыми богами и сильными людьми. Герои, о которых я пел, позабыты в солнечной Элладе, но их помнят у романских царей. Имя Тора, железного человека, намекает нам на «торакс» романских дикарей – железный доспех, или на железного храбреца, которому не страшны стрелы и дротики. Олиссус же знаком тебе под именем Улисс, или Одиссей, чьи подвиги прославляет вся Эллада. Романское слово «олус» – зелень, овощи, – вот каков корень слова Улисс.

– Только глупым племенам придет в голову называть быстроногого Одиссея по имени салата! Ха! Назвали бы его Тором!

– Полностью согласен с тобой, многомудрый Герантод! – снова почтительно склонился Гомер. – Твои слова истекают истиной, словно перезревшая дыня сладким нектаром! Но будь снисходителен к племенам романов, как и к тому, кто стоит перед тобой. Когда Муза раскрывает крылья и обдувает тебя ветром прошлых лет, не время думать над именами. Их просто поют, а появляются они из глубин непознанной памяти. Она, словно тысячелетние склепы мертвых правителей мира, источает затхлый запах, смутные картины, просачивается сквозь каменные поры из преисподней – и ложится на слова певца.

И моя песнь о прошлых временах пропета – были герои, и герои звались по имени стального доспеха и имени стремящегося вверх ростка. В следующий раз я спою эту песнь по-другому, многомудрый. Кто знает, какие слова Муза вложит в уста поэта – лишь проводника для песен богов?..

Герантод добродушно махнул рукой.

– Полно, поэт! Сравнение мне по душе! Кони в песне твоей словно бьют копытом в предвкушении битвы! Ты заслужил коня. Пой же – твои слова несут истину не менее, чем мои.