Гарден ехала в обычном купе обычного вагона и обедала в вагоне-ресторане. Вики предложила ей воспользоваться своим личным вагоном, но Гарден отказалась. Она сказала, что так будет гораздо интереснее.
В вагоне-ресторане несколько человек узнали ее. Один даже попросил автограф. Ее последние фотографии были в газетах всего за день-другой до этого. Целая полоса была посвящена отплывающим на «Париже», новом современном судне. Гарден была сфотографирована на причале, на трапе и несколько раз на роскошной лестнице огромного холла парохода. Заголовок гласил: «Современный. Первоклассный. Парижский шик». Там же была фотография Алексы Мак-Гир в леопардовой накидке и с детенышем леопарда на руках. Малыша леопарда, как сообщала газета, звали Зодиак.
Маргарет Трэда встречала дочь на вокзале.
– Гарден, – воскликнула она, – Гарден, ты так изменилась! – Она чмокнула Гарден в щеку.
– Я постриглась.
– Знаю. Я видела фотографии. Нет, я хочу сказать – ты так повзрослела.
– Но мама, чего же ты ожидала? Мне на прошлой неделе исполнилось восемнадцать. Спасибо тебе за серьги. Они очаровательны.
Гарден сделала знак рукой. К ней бросились проводник спального вагона, два носильщика и начальник станции. Она что-то сказала, взяла конверт у начальника станции и раздала свернутые банкноты. После этого Гарден взяла мать под руку.
– Идем. Я так хочу увидеть наш дом! Не беспокойся, багаж доставят.
Они шли по перрону, и люди поворачивали головы, чтобы посмотреть на Гарден. Она была в манто из серебристой лисы, скрепленном на левом боку серым атласным бантом, и двигалась с уверенностью, явно демонстрирующей, что на нее стоит посмотреть.
– Такси там.
– Я наняла машину. Я привыкла ее водить. Если хочешь, я тебе ее оставлю. Научиться водить машину очень просто.
Машина оказалась серым «паккардом».
– Я знаю, мама, она выглядит большой, зато у тебя не будет проблем с транспортом. Все будут уступать дорогу, – Гарден села в машину, открыла конверт и достала оттуда ключ.
«Вот, – подумала Маргарет, – вот что в ней изменилось. Она привыкла отдавать приказы. Привыкла к богатству». Маргарет молча села в машину. Когда они приехали домой, она провела дочь по всем комнатам, желая получить одобрение тому, что сделала.
Дом был расположен на Ист-Бэттери, одной из улиц с большими домами, которые выходят на реку Купер в том месте, где она впадает в широкий залив. На фасаде гранитных стен первого этажа до остроконечной крыши над четвертым поднимался необычный пятигранный эркер.
В эркере была очаровательная светлая лестница, кругами поднимавшаяся к широкому коридору вдоль северной стены. В него выходили двери обычных для чарлстонского особняка комнат.
Деревянные части дверей, окон, карнизов и каминов поражали легкостью и изысканностью рисунка. В каждом декоративном элементе можно было заметить изображение гардении. Даже бронзовые ручки дверей были украшены симметричным узором из лепестков цветка. Посередине потолка каждой комнаты основание люстры окружала плоская гипсовая розетка из гардений. В гостиной медальон изображал венок гардений, перевитый плющом. Мебель носила тот несомненный отпечаток, который накладывают на дерево сто лет заботливого ухода. Кое-что Гарден помнила еще по дому на Трэдд-стрит. Многое было новым, например занавеси, ковры, обивка мебели. На всем этом, однако, не лежала печать новизны. Цвета были мягкие, узоры сдержанные.
– Дом просто прекрасный! – искренне сказала она. – Гораздо красивее, чем Барони или остальные дома принчипессы.
Маргарет раскраснелась, как девушка.
– Я все еще занимаюсь им, – радостно призналась она. – Стараюсь отыскать вещи, которые принадлежали Гарденам еще до войны. Я получаю письма от антикваров всех северных штатов. Именно туда, естественно, все и ушло.
Гарден взглянула на хитрое лицо одного из Эшли, взиравшего с портрета над камином. Похоже, он разделял мысли Гарден по поводу доверчивости Маргарет и в частности к антикварам.
– Замечательная мысль, – сказала она.
Ей казалось странным снова оказаться в Чарлстоне, все кругом было знакомо и в то же время неожиданно. Она пообедала с матерью и отправилась погулять по Бэттери. Непонятно почему, но это наполнило ее сердце одновременно и радостью, и грустью. День был теплый, типичный для Чарлстона в это время года, и ей достаточно было легкого шерстяного жакета. Было время отлива, и она жадно вдыхала знакомый тухлый сернистый запах обнажившегося илистого дна и чувствовала, что вернулась домой. Приезжие всегда с отвращением морщили носы от этого запаха. Гарден же, как все настоящие чарлстонцы, считала, что именно так и должен пахнуть отлив.