Возвращение в Острог

— Людмила Антоновна, — ещё раз заглянув в дело, спрашивает Козлов, — а что лично вы про всё это думаете?

— Я?

— Да, если без ответов на наши глупые, как вы считаете, вопросы. Как вы себе представляете эту историю?

— А вам это правда интересно?

— Конечно!

— Вы не производите впечатление человека, которому можно доверять…

— Моя бывшая жена тоже так говорит. И всё же?

— Я это себе представляю так, что вы ищете совсем не там, где нужно…

— А где нужно, Людмила Антоновна? Направьте нас!

— Вам нужно понять, что дети на всё способны! Вы тут пытаетесь выяснить, не обижали ли мы их, но правда заключается в том, что мы сами боимся этих детей. Вы ищете какие-то примеры насилия, но воспитанники сами бросаются на учителей. Вы и представить не можете, как запуганы мои подчинённые. Они боятся слово сказать этим волчатам. Те, что постарше, могут сразу кинуться и даже ударить! Вам необходимо осознать, что это особенные подростки, часто больные. Это не домашние дети, у них у половины родители — убийцы! У одних насильники, у других алкоголики — это вам не столичная детвора. Вы ищете ответы снаружи, а вам нужно шерстить внутри — это же очевидно!

— Почему очевидно?

— Потому что я вам объясняю: эти дети сложные!

— Что значит «сложные», Людмила Антоновна?

— То и значит! Вы приехали сюда и думаете, что можете что-то про них понять. Вы полагаете, что вот так возьмёте и нахрапом найдёте ответ, а я работаю с ними двадцать лет и знаю, что от этих элементов можно ожидать всего! Убили себя, а могли бы и всех нас!

Козлов проходил и это. Директриса оправдывается и указывает путь. В её руке маленький фонарик, освещающий смыслы. Она только и делает теперь, что твердит: «Посмотрите сюда, я знаю, куда вам идти!»

— Так что очень зря вы их жалеете! — после короткой паузы добавляет она.

— Я никого не жалею…

— И правильно, потому что вы, полицейские…

— Следователи Следственного комитета не полицейские, — перебивает Козлов.

— Ну, может, я неправильно выразилась. В общем, вы пытаетесь найти логическое объяснение произошедшему, а его нет! Вы изначально почему-то решили для себя, что эти ребята — бедные овечки, ангелочки, на которых свалилось несчастье, но всё совсем не так!

— А как, Людмила Антоновна? Значит, по-вашему, всё дело в них?

— Конечно! Они живут в тепличных условиях. Государство всё для них делает, у нашего детского дома много спонсоров…

— Да, я это по вашей машине заметил, — вставляет вдруг Фортов.

— На что вы намекаете? — возмущается директриса.

— Да ни на что, Людмила Антоновна, не обращайте на него внимания…

— Плохо шутите, молодой человек! Вероятно, ваши родители вас не воспитали, если вы позволяете себе такое говорить незнакомому человеку! Бесстыжий вы!

— Людмила Антоновна, вы сказали, что у этих детей абсолютно всё есть…

— Абсолютно всё! Вот вы когда последний раз были в Греции?

— Несколько лет назад, с женой, когда ей еще было можно…

— Ну вот видите, вы были, и дети были!

— Это хорошо, но какое это имеет отношение к делу?

— Очень даже какое!

Когда заговаривают о Греции, Козлов вспоминает, что уже после расставания жена прислала ему голосовое сообщение:

«Козлов, я сейчас гуляю по фотовыставке, и здесь очень сильные кадры разрушенной войной Чечни. Ты пережил такую катастрофу, так почему ты всё не можешь забыть меня?!»

Для чего супруга написала это, Козлов не понял. Ему казалось очевидным, что любовь помогает перенести любые горести, а расставание делает человека неспособным преодолеть даже ерунду. В тот день Александр ничего не ответил, а неделю спустя Дана позвонила и сообщила, что уедет на несколько дней в Афины. Бывшая супруга предложила Козлову посидеть с дочерью и добавила на прощанье: «Если хочешь — можешь пожить у нас…»

Две недели Козлов с нетерпением ждал возможности вернуться в собственный дом. Открыв входную дверь, он с волнением отправился на экскурсию по прошлому. Всё здесь было как прежде: стол, стул, шкаф. Картины, комод, скелеты висящих без его рубашек вешалок. Ему разрешили прожить дома три ночи, и единственное, чего он теперь хотел, чтобы время это никогда не заканчивалось. Если бы только из собственной квартиры на память в съёмную однушку можно было привезти магнитики с видами кухни и открытки с панорамой гостиной.

Три дня и три ночи следователь изучал достопримечательности собственной квартиры и очень надеялся, что, когда жена возвратится, его виза будет продлена… Однако этого не случилось. Дана поставила чемодан и, не сказав ни слова, прошла в душ. Козлов понял, что супруга не выйдет из ванной, пока не услышит, что дверь захлопнулась. Так, собрав сумку, Александр вернулся в настоящее.

— Я вас не отвлекаю?

— Простите, я задумался. Значит, вы полагаете, что мы зря сюда к вам приехали? Думаете, нечего нам здесь делать? Никто детей не обижал, в группах смерти они не состояли?