Возвращение в Острог

— Это он вам сказал? Он забрал меня с полдника…

— Нет, у тебя просто повидло или что-то такое вот здесь, на щеке…

— А, да…

— Любишь сладкое?

— Да.

— А какое твоё любимое блюдо?

— Роллтон с майонезом.

— А что самое нелюбимое?

— В еде?

— Нет, вообще — в жизни, в детском доме, что самое нелюбимое?

— Сплетни.

— Сплетни?!

— Да. Мне не нравится, что все всё время меня обсуждают и осуждают. Я, когда встречалась с Колей Апехтиным, посылала ему свои голые фотографии, а он их всем показал, и весь детский дом потом сплетничал, и воспитатели тоже.

— Он отец?

— Я не знаю, кто отец, но думаю, что нет. Наверное, Ринат Касимов…

— Ринат? Отец твоего ребёнка покончил с собой?

— Да.

Посмотрев на Фортова, Козлов отмечает, что этот молодой не такой уж и кретин. Он сумел выявить связи и привёл девочку, у которой были отношения с одним из самоубийц. Лев радостно улыбается, он очень доволен собой.

— Расскажи нам о Ринате, пожалуйста…

— А что рассказать?

— Он когда-нибудь говорил тебе, что хочет покончить жизнь самоубийством?

— Это вообще-то детский дом — здесь все постоянно говорят, что хотят покончить жизнь самоубийством…

— Хорошо, а были ли какие-то поступки, которые указывали на то, что он может перейти от слов к делу?

— Например?

— Ну например… он…

— Резал себе вены, что ли?

— Допустим.

— Здесь все себе режут вены по двадцать раз на дню.

— И ты резала?

— Конечно! Первый раз лет в семь. Я смотрела, как старшие девочки это делают, и тоже пробовала.

— Ты хотела покончить жизнь самоубийством?

— Нет, просто резала, как все.

— А ваши воспитатели видели, что вы режете себе вены?

— Конечно, видели! Они всё про нас знают.

— И что они на это говорили?

— Да ничего особенного… ну разговаривали с нами, ругались, к директору вызывали, но только один раз, потом просто кричали, — сказав это, девочка натягивает рукава по самые костяшки, но Козлов успевает заметить, что царапины на запястьях действительно есть.

— В следующий раз, когда захочешь покончить с собой, знай, что резать нужно вдоль, а не поперёк — так ты ничего не добьёшься.

— Правда?

— Да. Ладно, скажи мне, пожалуйста, а были ли у Рината какие-нибудь проблемы с учителями, воспитателями или ребятами?

— Откуда мне знать?

— Но ты же с ним дружила, он, как ты говоришь, скорее всего, отец твоего ребёнка.

— Может, и не он… я не знаю… это не важно…

— А что важно?

— Ничего не важно! Мы с ним всего две недели встречались… потом я его послала, потому что он мне изменял.

— Как ты думаешь, а мог он покончить с собой из-за того, что ты его бросила?

— Нет, конечно! Я его давно бросила. Он после этого ещё с Катей Ерохиной встречался.

— Мог он переживать, узнав, что ты беременна?

— Думаете, я от него первая залетела, что ли?

— А были ещё девушки?

— Конечно, были!

— И они уже родили?

— Нет, у них выкидыши случились.

— И он об этом знал?

— Все знали.

— А почему случались выкидыши?

— Потому что девочки не хотели детей.

— И воспитатели знали об этих беременностях?

— Конечно, знали! Говорю же, они всегда всё знают.

— И что они делают в таком случае?

— Ничего, они знают, что мы примем меры.

— Какие?

— Разные. Обычно йод пьём, ну и много чего ещё…

— Значит, если воспитатели знают, что вы беременны, они просто дают вам время урегулировать этот вопрос?

— Да…

— А почему ты решила сохранить ребёнка?

— Потому что я не такая. Мне чуть-чуть осталось. Я скоро выйду отсюда и хочу воспитать сына нормальным человеком, хочу, чтобы у него всего этого не было…

Козлов трёт глаза. Фортов всё ещё улыбается. В момент этот лейтенанту юстиции кажется, что дело уже распутано. Не обращая внимания на девочку, он даже считает нужным об этом заявить:

— Вот оно, смотрите, Александр Александрович! Очевидно же, что атмосфера здесь нездоровая, понятно же, что во всём этом совершенно невозможно жить! Тут вон дети сами себе аборты делают, а вы ещё спрашиваете, почему они жизнь самоубийством кончают! Нужно же срочно всю эту лавочку прикрывать!

Девочка с удивлением смотрит на лейтенанта, Козлов проводит языком по зубам.

«Не твоё дело, Федосья, собирать чужие колосья», — думает Александр и понимает, что с места до сих пор не сдвинулись. Девочка рассказывает про повседневность, рутину и установленные правила игры. Толчком к самоубийству стало что-то другое, что-то невероятное, из ряда вон выходящее. Лишь полная капитуляция примерных представлений о жизни могла подтолкнуть ребят к подобному шагу. То, что поведала эта девочка, безусловно, полезно, но не отвечает на главный вопрос: кто или что заставило детей решиться на самоубийство?

Шмыгнув носом, Козлов с сожалением думает, что здесь всё ещё маячит халатность, но возможности возбудиться по 110-й по-прежнему нет.

Несколько раз чихнув, Александр взглядом даёт понять, что девочку можно уводить. Сделав это, Фортов возвращается в кабинет счастливый, как ребёнок:

— Ну?! Как вам такое?! Александр Александрович?!

— Никак…

— А может, другие девочки тоже через всё это прошли?

— Может, и прошли. Только к самоубийству это имеет мало отношения. Важно то, Фортов, чего они боялись…

— Так понятно же, чего они боялись, — боялись, что родят, и что им тогда делать с этим дитём?