Возвращение в Острог

Возвращаются вдоль покрытого снегом сухостоя. Проезжают забор зоны и, свернув у проржавевшего знака перекрёстка, газуют замёрзшей щебёнкой. Девочка всё ещё умоляет забрать её в Москву, и всякий раз, когда воспитанница только открывает рот, Лев сильнее сжимает её руку.

Проезжают мимо занесённых снегом скелетов брошенных комбайнов и дырявых бочек, мимо карьера, свалки и заброшенного коровника. Огибают пруд, колодец, свиноферму и почтовое отделение, в которое редко теперь приходят письма.

Возле детского дома из машины выходят только Михаил, девушка и Лев. Козлов остаётся внутри. Мужская солидарность. Осознав, что следователю, наверное, от такого детского шантажа нелегко, коллеги под руки затаскивают девочку в детский дом и зовут старшего.

— Может, врача? — услужливо спрашивает вахтёрша, но не потому, что волнуется за девочку, а потому, что узнаёт следователей.

— Да нет, ей бы просто отлежаться. Забегалась она.

Михаил передаёт девушку старухе и велит смотреть за ней в оба.

Спустя минуту вновь трогаются. Каждый теперь думает о своём. Глядя на дорогу, Михаил испытывает образцовое чувство грусти. Местному следователю немного обидно, что история подходит к концу. Он не знает, будут ли дети кончать с собой ещё, но что-то подсказывает ему, что, раз Козлов уезжает, самоубийства прекратятся. С одной стороны, в этом, конечно, есть плюс, но с другой — это лишает его всякой возможности для реванша. Впереди маячат лишь похмелье, передозировка повседневностью и жизнь как мозоль.

«Игра закончилась», — с печалью думает Михаил.

Финальный счёт на табло: 2:0. Этот московский сукин сын вновь победил. Михаил понимает, что останется здесь совсем один. Его московский друг больше не приедет сюда, и местный следователь не знает, как признаться Александру, что будет очень скучать.

Трибуны пустеют, и гаснут прожекторы. С ворот снимают сетки, и центральный круг остаётся без мяча.

«Так интересно уже никогда не будет», — думает Михаил. Подняв глаза, он смотрит в небо и видит самолёт, что чертит длинное тире. Нет, он не видит этого, потому что в Остроге уже темно.

В аэропорту местный следователь по-доброму обнимает Александра, и в момент этот Козлов чувствует, что обиды у Михаила больше нет и ещё что он больше не вернётся сюда никогда.

В самолёте, не посмотрев в посадочный талон, Александр садится к иллюминатору и, потерев нос, уже было собирается закрыть глаза, но Фортов всё-таки осмеливается заговорить:

— Александр Александрович, слушайте, я прекрасно понимаю, как вы ко мне относитесь, и примерно представляю, что вы думаете о моих умственных способностях, но можно я всё-таки спрошу?

— Валяй, Фортов… — не открывая глаз, хмурясь и думая о чём-то своём, отвечает Козлов.

— Значит, мы не будем возбуждаться?

— Не знаю…

— Почему?

— Потому что это не наше дело.

Больше не говорят. Лев встаёт и идёт в хвост самолёта, где сидит Агата. Этот Козлов какой-то странный, а она лёгкая — с ней веселей!

Только в «Домодедово», забирая чемоданы с ленты, Александр хлопает Льва по плечу и говорит:

— Ты молодец, Фортов, хорошо себя проявил. Папе передай, что он может тобой гордиться!

— Да нет у меня отца… Меня дядя воспитывает с детства… — со злостью отвечает Лев и забирает свой чемодан.

Казалось бы, уже попрощались, но на парковке вновь оказываются вместе. Машины подъезжают одновременно: корейский дешёвый автомобиль для Козлова, «Мерседес» для Фортова и Агаты. Кортежем едут друг за другом. Всю дорогу Козлов теперь смотрит в окно и слушает радио. Фортов и девушка делают то же самое, и сразу в двух машинах Андрей Макаревич поет:

…Как легко решить, что ты слаб,
Чтобы мир изменить,
Опустить над крепостью флаг
И ворота открыть…

…Как легко знать, что ты в стороне,
Что решаешь не ты.
Пусть другие побеждают в войне
И сжигают мосты…

Открыв дверь, Лев с радостью смотрит на собственную квартиру. Теперь она кажется ему очень стильной. Фортов ловит себя на мысли, что попал в другой год. Здесь не прошлое и даже не настоящее, здесь уже случившееся и пришедшее прекрасное будущее. Окна на Цветной бульвар — вид очень красивый. Лев понимает, что ему мил пульс этого города. Порадовавшись возвращению, он решает принять ванну и спуститься вниз, в какой-нибудь хороший настоящий ресторан.