Возвращение в Сонору

Выслушав мой вариант перевода стихотворения «Сердце» алеманского поэта Гете, старушка прослезилась и назвала меня mein kostbares Kind[13]. Сейчас мне предстояло прочитать его перед классом.

Кажется, получилось действительно неплохо.

Сердце, сердце, что случилось,
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю.

Как и ожидалось, гламурные кисы щебетали между собой и листали фото в телефонах, украшенных стразами. С дальних парт доносилось не громкое, но вполне отчетливое «прохожу на базу» и «не налажай с пасами». Как всегда, на меня смотрели только два человека — Роб Келли и Джокер ван Хорн.

Я понизила голос и подключила нотки, с которыми пела молитву Авенхаи:

Все прошло, чем ты пылало,
Что любило и желало,
Весь покой, любовь к труду, —
Как попало ты в беду?

Парни на задних рядах замолчали, а Джокер скрестил руки на груди и еще мрачнее уставился на меня.

Ах, смотрите, ах, спасите, —
Вкруг плутовки, сам не свой,
На чудесной тонкой нити
Я пляшу едва живой.

Кто-то шикнул на Хили с ее подружками. Они надулись, но замолчали.

Жить в плену, в волшебной клетке,
Быть под башмаком кокетки, —
Как позор такой снести?
Ах, пусти, любовь, пусти!

Фух, все. Я посмотрела на учительницу. Она ободряюще улыбалась.

— По-моему, замечательно. Кто-нибудь хочет высказаться?

Руку подняла Хили:

— Неплохо. — И ехидно добавила: — Для прислуги.

Я и бровью не повела. Просто надо помнить, что некоторые люди — дуры.

За два месяца учебы в школе ко мне привыкли и уже не удивлялись ни костяным амулетам в косах, ни бахроме на сумке, ни расшитой радужными узорами джинсовке. Те, кто раньше пытался меня унизить, теперь делали вид, что не замечают. Те, кто считал прибабахнутой, теперь пытались копировать мой стиль, здоровались в коридорах школы и присаживались за мой стол за обедом, чтобы поболтать.

Одна Хили Холбрук никак не могла отказаться от первоначальной тактики. Возможно, она считала своей миссией изгнание нечистых из рая, к которому можно было причаститься лишь через обладание дизайнерским платьем, многочасовым умерщвлением плоти в кресле салона красоты и ежедневными медитациями на новые сумочки в витринах на Родео-драйв.

Осторожнее выбирайте свои маски, говорил мой дед, потому что в конечном счете мы становимся теми, кем притворялись. У Хили Холбрук по меркам Добо-дель-Валле было все. Не хватало одного, самого главного — Вилда ван Хорна, и это отравляло ее жизнь денно и нощно.

Зато на периферии моего зрения Джокер маячил постоянно. Однажды я заметила его даже на Бьютик-стрит, хотя, что он мог там делать, непонятно. Я твердо держала свое обещание: не разговаривать, не видеть, не слышать.

Сегодня он сам решил нарушить молчание. Джокер небрежно поднял указательный палец — он даже с учителями разговаривал, как с официантами.

— Мы слушаем тебя, ван Хорн.

— Здесь не передана основная идея стихотворения, а значит, задача не выполнена.

— И в чем же эта идея?

— В том, что поэт на самом деле не хочет расстаться со своим пленом.

Кажется, учительница обиделась за меня:

— Возможно, у тебя получилось лучше. Прочитай нам свой вариант.

Если кто-то надеялся, что Джокер может отступить, то напрасно. Вставать он не стал. Просто откинулся на спинку стула, вытянул свои длинные ноги так, что они скрылись под впереди стоящим стулом и завел руки за голову.

Ты во власти дивной силы
Этой юной красоты,
Взгляд, и ласковый и милый,
Непрестанно ловишь ты.
Захочу я с ней расстаться,
Убежать, чтоб не встречаться, —
Ноги сами, рад — не рад,
Ах, несут меня назад.

Это было больше, чем хорошо. В классе стояла мертвая тишина.

И меня на нити тонкой,
Что никак мне не порвать,
Держит юная девчонка,
И безволен я опять:
Должен жить в очарованье,
Под ее попал влиянье —
Перемены впереди.
Ах, любовь, освободи.

Кажется, у учительницы запотели очки.

Обхватив себя руками, я пыталась успокоить бьющуюся в груди большую птицу. Вот-вот она сломает мне ребра. Как это возможно? Такое признание невозможно расчислить холодным разумом. Значит, где-то есть девушка, к которой этот угрюмый и злой парень может испытывать нечто похожее на любовь?

Я чувствовала себя оглушенной неожиданным открытием. Но меня быстро вернули в реальность несколькими холодными словами: