Свою волчью сущность я ощутил и принял давно, так что территорию метил, уже и сам того не сознавая. Кажется, Покахонтас, поняла, что я имею ввиду, потому что закатила глаза с видом «Ох уж эти альфа-самцы».
— А ты, если приспичит, можешь обращаться ко мне.
Я все-таки не выдержал и сделал шаг к ней. Исходящий от Лины запах пьянил, как аромат прогретой весенним солнцем земли — обещанием зарождающейся в ее глубине новой жизни, нутряным податливым теплом.
В мою грудь уперся указательный палец с коротко обрезанным ногтем.
— Даже не советую пытаться. Два месяца импотенции.
— Детка, я могу удовлетворить тебя даже пальцами и языком. — Так просто сдаваться я не собирался.
— Да? — Тонкая бровь изогнулась крутой дугой. — Тогда шесть месяцев.
Я поднял руки в воздух, сдаваясь против такой явной несправедливости.
— Пойдем, покажу тебе твою комнату.
По привычке проснувшись в семь утра, я поймал себя на мысли, что улыбаюсь как идиот. Но уже через десять минут я вернулся в свое привычное состояние — озлобленно-настороженное. Покахонтас в квартире не было.
Никаких следов ее пребывания ни на кухне, ни в остальных комнатах. Лишь слегка приоткрытая раздвижная дверь на террасу. Если эта дрянь выходит и входит в дом через окно на сорок пятом этаже, я не знаю, что я с ней сделаю.
А что я, собственно, мог сделать? Я помнил девушку из племени койотов с длинными, перекинутыми на грудь косами, молчаливую и застенчивую. Да и с ней я облажался, надо признать. Эта же новая Аделина Гарсия, совершенно непонятная и все так же закрытая на сто замков, была мне и вовсе незнакома.
Я отправился выпустить пар в спортивный зал. Под него была отведена самая большая из комнат, хотя ничего, кроме подвешенного к потолку мешка с песком здесь не было.
Я заметил Покахонтас сразу, как только ее тень мелькнула в дверном проеме, но не прекратил своего занятия.
— Какао будешь? — Я кивнул, продолжая методично избивать мешок.
Бум-бум-бумбумбум.
Левый в голову, правый в голову — классика жанра.
— И долго ты так можешь? — Покахонтас почему-то решила задержаться.
Я пожал плечами. На самом деле, я колотил мешок уже минут тридцать, но моей злости хватило бы еще на полдня.
Два левых джеба и снова прямой правый.
— Тупое занятие.
Я опустил руки и перевел дыхание.
— Уверена? — Я взял с этажерки у стены полотенце и вытер стекающий на глаза пот. — Иди сюда.
Кажется, ей действительно было любопытно.
— Твой противник движущаяся мишень. Твоя задача попасть в него. Бить надо быстро, сильно и точно. Вот, вот и вот, — я указал пальцем на три протертых ударами пятна. — Попробуй.
Я отступил на три шага и начал расстегивать перчатки без пальцев.
Бум-бум-бум. Быстро, точно, но не сильно.
— Твой противник от этого даже не почешется. Давай еще.
Я встал напротив, чтобы придержать качающийся мешок. Покахонтас, как и я, была в кедах и спортивных штанах. Только в отличие от меня, до пояса голого, в плотно облегающей тело темной майке. И ее лицо и ключицы так же поблескивали от пота. Я осторожно втянул в себя ее запах — здоровый и естественный. Никаким мужиком от нее не воняло, и я немного расслабился.
— Нет, это явно не мое. — Болезненно морщась, она встряхнула руками. — Женщинам не следует драться.
Я тоже так считал, и все же… Если бы десять лет назад она хотя бы попыталась сразиться со мной, возможно, теперь все было бы иначе.
— Иногда женщине нужно выиграть всего несколько секунд, чтобы успеть сбежать или позвать на помощь. Смотри. — Я взял в ладони ее пальцы и поочередно прикоснулся ими к боковым линиям моей головы, затем лица и шеи. — Удар сюда заставит твоего противника как минимум отшатнуться. Или ненадолго потерять ориентацию, если ударить сильнее.
Она снова поморщилась.
— Уже представляю, как это больно. По-моему, все-таки лучше сбежать.
И исчезнуть на десять лет. Лина, ты и вообразить не можешь эту боль.
За мой своевольный разрыв связи там, на Девичьей скале, Уитаке отомстила мне чисто по-женски. После Джокера ван Хорна мне так и не удалось завязать отношения хоть с кем-нибудь более-менее подходящим. Пару раз даже приходилось удирать со свидания, застегивая на себе одежду и подвывая от чувства гадливости.
Прикосновения мужчин казались какими-то липкими, а попытка поцеловать неизменно отзывалась рвотными позывами в желудке.
Вот почему я была так потрясена, когда руки Джокера не испугали меня. Ни тогда, когда он, обхватив ладонями мою талию, снял со своей кровати и поставил на пол. Ни сейчас, когда заставил прикоснуться к своему лицу. Его кожа словно вплавлялась в мою, но без боли и принуждения, и разорвать этот контакт было сложно прежде всего мне самой.
Единственным способом отвлечься от смущающих покой мыслей была, конечно, работа. Подвязав волосы банданой, чтобы челка не лезла в глаза, я занялась защитой жилья.
Босс молча наблюдал, как я разрисовываю защитными знаками его белоснежные стены, затем фыркнул, пробормотал что-то себе под нос и свалил из дома. Правда успел, как злая мачеха, оставить мне длиннющий список поручений.