Ну а я решил это нам на пользу обратить. Выехал навстречу царю и встретил его с малой дружиной верстах в сорока отсюда. Дмитрий, когда услышал, что я предлагаю, расстроился. Хотел, наверное, после ратных трудов и царских забот доехать поскорей к своей княгине, а тут – на тебе. Он про эту Москву и забыл, что такой город существует. А тут я ему рассказываю, что Некоматовы люди наготовили горы оружия и народ бунтуют против своего законного господина. Уж больно Дмитрию не хотелось вновь в осаду садиться. Да и народу у него с собой всего лишь две тысячи воинов. Если б не Боброк Дмитрий Михайлович, здорово меня поддержавший, думаю, плюнул бы царь на эту Москву с ее бунтующим народом, обошел бы ее стороной и направился в милую его сердцу Кострому. Но Боброк ему говорит: «Государь, нельзя это дело так оставлять. Некомат – известный хитрец и вредитель. Раз его люди собрали множество оружия, значит, готовят какую-то каверзу тебе. А войска у тебя с собой нету. Если не задавишь их сейчас, пока они до конца не подготовились, то они потом запросто могут ударить по тебе». Одним словом, уговорили мы его. Дмитрий повздыхал, но с нами согласился.
Подошла его дружина к Кремлю и, если можно так выразиться, осадила его. Поскольку сил у Дмитрия мало, Боброк разделил отряд на части по количеству ворот, и каждую из них напротив ворот же и определил. Город не жгли. Лишь разобрали крайние избы да на укрепления их пустили, поскольку из Кремля палят из пушек беспрестанно. Стреляют из рук вон плохо, но сам знаешь, государь, – сегодня плохо, а завтра руку набьют и… Одним словом, царские воины земляных укреплений нарыли, бревнами их укрепили и… Ждут. Стерегутся и со стороны Кремля, и со стороны города. Город стоит пустой, а по избам какие-то темные личности шныряют, на прохожих-проезжих нападают. То ли разбойники, то ли союзники осажденных. А может, и то и другое вместе. Круговой осады хоть и не получилось, но можно быть спокойным, Кихтенко теперь не уйдет.
Когда дружина подошла к Кремлю, Дмитрий послал Боброка – говорить с осажденными. Тот принялся их уговаривать. Говорил, что царь хочет лишь познакомиться со своими подданными и жаловать их своими милостями, обещался никого не трогать, в том числе и Остея, просил лишь выдать Остеева советника купца Кнопфеля. Но осажденные на все его уговоры ответили отказом и сказали, что лучше все погибнут, но никого царю не выдадут.
Ну я посмотрел на это дело, убедился, что «рыбасоиды» сидят в Кремле, как в ловушке, и решил дожидаться тебя. Я, правда, через день туда езжу – присмотреть, чтобы дело наше не пошло вкривь и вкось.
– Одного только не понял, – воскликнул Сашка. – Ты решил дождаться меня, чтобы вместе сделать вылазку в Кремль, а Дмитрий-то чего ждет? С таким количеством воинов Кремля ему не взять…
– Не будет никаких вылазок, государь, – перебил его Адаш. – Один раз Господь нам благоволил; и дело сделали, и ушли без единой царапины. Но нельзя милость Божью испытывать постоянно. То, что получилось один раз, запросто может не получиться во второй. К тому же… Ну, выкрадем мы Кихтенку. А может, там и Некомат сидит! А остальные чертовы слуги? Нет, государь, Кремль надо брать, а всех, оставшихся там в живых, проверять, допрашивать и вычислять среди них чертовых слуг. К тому же… Дмитрий сразу, как согласился осадить Кремль, послал гонца в Орду. Меньше чем через месяц под стенами Кремля будет стоять двадцатитысячное войско.
– Но… Это ж сколько жертв будет среди простых москвичей!
– Знаешь, государь, – возразил великому воеводе Адаш, – никто их не неволил в Кремле запираться. Могли бы и разбежаться, как сделали их сограждане. Да и в домах своих остались бы, ничего б им не было. И… в конце концов, откуда мы знаем… Может, они все дьяволу служат?
Из Путилок выехали уже втроем. Куница, прощаясь с ними, перекрестила каждого, причем лицо у нее при этом было строгое-престрогое, а в глазах плескалась такая печаль, будто прозревали они будущее и видели там нечто ужасное.
Адаш даже прикрикнул на нее, не выдержав этого тоскливого взгляда:
– Да будет тебе! Не на битву едем, а так… На задах постоять да в царском шатре пооколачиваться.
И хоть Куница отвела в сторону глаза, виновато обронив:
– А я что… Я ничего… – У Сашки на душе от этой сцены прощания почему-то заскребли кошки.
Вернулись к себе в Тушино вместе с Адашем, а через час туда же подъехали пятьдесят воинов вельяминовской сотни под командой Рахмана. Теперь можно было без опаски оставлять Ольгу одну. Сашка обошел с Адашем и Рахманом всю усадьбу, собственноручно расставляя посты, после чего выехал с Адашем в Москву.
Оставленный людьми город встретил их плотной тишиной, лишь изредка нарушаемой воем голодных псов, брошенных своими хозяевами. Москва действительно расстроилась с тех пор, как Сашка был здесь последний раз, и, если бы не Адаш, уверенно ориентировавшийся на ее улицах, он бы изрядно поплутал, прежде чем найти верную дорогу.