Возвращение великого воеводы

Дмитрий разбил свой лагерь на Ивановской горке, прямо посреди сада, откуда отлично был виден осажденный Кремль. К этому времени осажденные перестали беспрерывно палить из пушек, убедившись в неэффективности своей стрельбы, и постороннему наблюдателю, не посвященному в суть дела, могло бы показаться, взгляни он на город со стороны, что здесь не происходит ничего необычного, экстраординарного. Обычный мирный город. Только жителей почему-то не видно на улицах.

Сашка с Адашем проехали через деревню Сады (жители которой, не в пример москвичам, не побросали свои избы на произвол судьбы, а остались дома), и на границе сада были остановлены окликом:

– Стой! Кто такие?

В междурядье появились фигуры трех конных воинов. Не успел Сашка ничего ответить, как один из них воскликнул:

– Так то ж Адаш Арцыбашевич! А с ним… Постой, постой… Уж не сам ли великий воевода?

Нечаянная радость сладко лизнула прямо в сердце. «Помнят, не забыли… – но тут Сашка, устыдясь этой понятной человеческой слабости, одернул себя: – Ты что, совсем уж тут прижился? Тебя уже трогает народная любовь? Так вжился в роль, что, может, и домой возвращаться не хочешь?»

– Верно, – ответил Адаш. – Великий воевода окольничий Вельяминов едет к царю Тохтамышу.

– Семак, проводи их к царю, – распорядился старший разъезда.

Царский шатер, окруженный еще восемью шатрами, стоял на поляне, вырубленной среди фруктовых деревьев. Дмитрий почивал после обеда, и царская охрана даже ухом не повела на известие о том, что великий воевода приехал к царю. Не велено будить до назначенного часа, значит, и не будем будить, хоть весь мир перевернись вверх тормашками. На негромкий шум голосов из крайнего шатра выглянула заспанная физиономия боярина Федора Кобылы, бывшего у Сашки начальником воинского приказа.

– Тимофей Васильевич! Ты ли?!

– Здорово, Федор. А скажи-ка мне, где Боброк? Здесь?

– Не… Он не любит спать после обеда. Небось на укреплениях. Поищи-ка его, Тимофей Васильевич, на ближнем к нам укреплении.

Боброка Сашка застал точно там, где и предполагал боярин. Укрепление ордынцев располагалось на линии ближних к Кремлю домов, закупоривая собой одну из улиц, уходящих в глубь города.

– А-а, Тимофей Васильевич, давненько тебя не видел! – Боброк то ли действительно был рад встрече, то ли очень искусно притворялся.

– Здравствуй, Дмитрий Михайлович. Опять война свела нас вместе. – Сашка криво ухмыльнулся. – Хотелось бы и по какому-нибудь более веселому поводу встретиться.

Он поглядел налево и направо от укрепления, на котором они сейчас находились. Соседние укрепления были шагах в ста – ста пятидесяти. Между ни сплошного соединяющего вала, ни сплошной траншеи. Боброк, перехватив его взгляд, пояснил:

– В переулках секреты, а в темное время посты выставляем через каждые десять шагов. Да там, чуть поглубже, – он махнул рукой вдоль улицы, – вкруг кремлевской стены – разъезды. Не беспокойся, ни одна живая душа из Кремля не выскользнет. А как войско из Орды подойдет, сразу же штурм начнем. – Он кивнул головой в сторону Адаша. – Мне как Адаш твой сказал, что в Кремле Некоматовы люди прячутся, я все свое влияние на Дмитрия употребил, чтобы заставить его взять Кремль в осаду. Я же знаю, как это для тебя важно – наказать Некомата.

Сказаны эти слова были явно из благорасположения к великому воеводе, но Сашка все же не удержался, чтобы не восстановить справедливость.

– Почему только мне? А для государства неважно? Для самого великого князя разве неважно? Ведь именно из-за Некоматовых интриг Дмитрий стал ордынским царем на шесть лет позже, чем мог бы. Из-за Некоматовых интриг погибли многие тысячи русских людей… Так разве только я заинтересован в наказании Некомата?

– Все верно говоришь, Тимофей Васильевич. – Боброк вздохнул. – Но… Слаб человек. Подвержен порой страстям и желаниям греховным. Не все умеют, как ты, думать все время о государственном. Вот и Дмитрий хотел побыстрей княгиню свою да детишек увидеть. А тут этот Некомат, разрази его гром, понимаешь… Еще пару месяцев придется вне дома провести. Ведь я с великим князем, считай, семнадцатый месяц в походе. А ты, кстати, Тимофей Васильевич, тоже откуда-то домой вернулся?

– Путешествовал я. – Сашка почувствовал, что щеки его самым предательским образом покрываются румянцем. – Великий князь как отпустил меня боярыню Тютчеву спасать… Так мы после этого… путешествовали…

– Спас, главное?

– Спас…

– Ну да, Адаш мне рассказывал. А путешествие – дело хорошее… Я вот тоже попутешествовал… С царским войском.

Сказано это было тоном вполне нейтральным, можно даже сказать, доброжелательным, но у Сашки не оставалось ни малейших сомнений, что его только что отчитали как сопливого мальчишку. В прежние времена он бы возмутился. Да что там возмутился, схватился бы за оружие. Но то – в прежние времена.

– Хочу попробовать поговорить с двоюродным братцем своим Остеем, – буркнул Сашка, чтобы заполнить неловкую паузу. – Может, удастся образумить его.