- Впрочем, дело даже не в создании чего-то материального посредством представлений и отчетливой визуализации, а в том, чтобы сначала настроить себя, а потом и полностью погрузиться в мир, который будет именно Вам приятен и дружелюбен. Обязательным в этом мире есть только ощущение постоянного душевного подъема, радости и любви, и, когда достигается полная гармония между прекрасным миром снаружи и светлым и счастливым миром внутри, и начинают происходить чудеса. Забавно, но в языке, на котором я разговаривал последние двадцать почти лет, нет многих понятий, а, следовательно, и слов.
Семен чувствовал в Симе человека, который способен многое понять.
- Например? - спросила Сима.
- Нет слов, обозначающих добро и зло, плохой, хороший...
- А как же тогда отличают хорошее яблоко от гнилого?
- Яблоки не гниют, если никто не хочет, чтобы они гнили, - ответил Семен.
- Странно, - произнесла Сима. - Но ведь добро и зло объективно существуют. Пусть даже не добро и зло, это все-таки понятия абстрактные, но возьмем убийство, например. Убийство - это уже действие, лишение жизни другого живого существа.
- Там нет слова, обозначающего "убийство", - сказал Семен. - Это понятие отсутствует.
- Но смерть-то существует, - не унималась Сима.
- Нет, - покачал головой Семен. - Достигая полной гармонии с миром, человек не познает смерти, она отсутствует, а, следовательно, нет и слова для нее.
- Этого не может быть, - возразила Сима.
- Вы ведь не очень верите в то, что говорите сейчас, - улыбнулся ей Семен.
- Почему?
- Потому, что когда видишь невозможное, начинаешь верить в невозможное, и оно начинает происходить.
Сима тоже улыбнулась и сняла с головы тусклый платок, посмотрела на него, потом скомкала и выбросила в урну.
- Смотрите, урна оказалась именно в том месте, где Вы решили выбросить свой платок, - заметил Семен. - Это хороший знак.
- Тоже мне, знак, - усмехнулась Сима. - Урна.
- В ряду вещей, которыми мы пользуемся, урна не хуже и не лучше, чем кастрюля или зонтик, впрочем, урна даже полезнее, так как при небольшом усилии Вы можете обойтись без кастрюли, материализуя еду на Вашем столе, да и дождя всегда можно избежать, а вот если Вы материализовали себе на обед рыбу, то для костей Вам непременно понадобится урна. Так что, в каком-то смысле, урна очень даже неплохой знак, - заключил Семен.
Они долго шли по пустым улицам города, тихо беседуя. Семен рассказывал Симе про то, что он понял и узнал за годы, проведенные в монастыре, а она задавала вопросы, много вопросов, не на все из которых у Семена были ответы.
- Ну как же так, - сердилась Сима. - Вы столько умеете, и ни разу не поинтересовались физикой процесса материализации. Как это происходит? Известно, что "из ничего не выйдет ничего"...
- Поймите, у каждого из нас там, в монастыре, свой путь. Нас всего двадцать семь, и так как-то получилось, что нет среди нас ни одного физика, - рассмеялся Семен. - Мы все очень разные, конечно, и каждый выбрал и выбирает для себя что-то свое, но никто не интересовался физикой.
- А Вы можете спросить об этом у Учителя? - загорелась Сима.
- Наверное, могу, - ответил Семен. - Но не буду.
- Почему?
- Потому, что мне это неинтересно.
- Ну как же? Вы творите чудеса и Вам это неинтересно? Не может быть.
- Может. Оглянитесь вокруг. Сколько людей из тех, которые будут ходить завтра по этой улице интересуются физикой?
- Немного, - согласилась Сима.
- Но Вы-то любите физику и хотите ею заниматься, - предположил Семен.
- Что толку? - вздохнула Сима. - Это уже пройденный этап в моей жизни. Я - то, что я есть: злая неудачница без веры, без работы и без жилья.
- Значит, Вы мало, что поняли из того, что я Вам рассказывал.
- Нет, нет, я все поняла, - перебила Сима. - Это привычка. Я постараюсь, то есть, я сделаю все так, как Вы научили. У меня получится.
На том они и расстались.
Придя домой, в съемную свою комнату с чуть покосившемся полом, Сима достала из-под раскладушки чемодан, в котором хранила несколько своих работ, выбрала несколько из них, перелистала и положила на видное место. Потом из сумки вытащила блокнот, выдернула из него добрую половину листов и выбросила их в картонный ящик, выполнявший роль мусорницы, потом села у окна за столик, покрытый белой скатертью со ржавыми пятнами от чая или кофе, и стала что-то писать в блокноте. Закончив писать, она закрыла глаза и скоро чему-то улыбнулась.
Семен, не торопясь, шел домой. Несмотря на поздний довольно час, было довольно светло - начинались серые ночи. Отчаянно мигали желтым светофоры, иногда проезжали машины. Семен шел и ни о чем не думал, наслаждаясь прохладой ночи, запахом распустившихся листьев и тишиной спящего города. На углу под потухшим фонарем, в тени выкрашенной почему-то в ярко-желтый цвет пятиэтажки, стояла машина с открытым багажником. Около нее на бордюре сидел нескладный худой мужчина, обхватив голову руками. Семен подошел к нему и сел рядом.
- Что случилось? - спросил он.
- Да, - таксист только махнул рукой.
- Колесо? - догадался Семен.
- Оно проклятое, - кивнул таксист и добавил:
- А-а, если бы только колесо.