«Голосовать ходят, прежде всего, недовольные, а таковых в охваченной кризисом Европе недостатка нет. Противники политики экономии, эффектов глобализации и „диктатуры“ Брюсселя мобилизуются по всему Евросоюзу. Заключаются антиеэсовские наднациональные союзы. В связи с этим европолитики предвидят… повышение уровня явки на выборах! Означает ли это что в Европарламенте будут доминировать евроскептики? Может быть», — заявляла евродепутат от польского «Союза демократических левых сил» Лидия Герингер де Этинберг[183]
.Но правы в итоге оказались те эксперты, которые высказывались в том смысле, что несмотря на отдельные успехи крайне правых и евроскептиков, ждать каких-то революционных перемен в европейской политике не приходится. «Антиевропейские силы», безусловно, упрочили свое положение в главном законодательном органе единой Европы, но не достигли того уровня представительства, который позволяет реально влиять на процесс принятия решений.
В предыдущем составе Европарламента депутаты правого толка входили как во фракцию «Европейские консерваторы и реформисты» (ЕКР), представлявшую собой лагерь умеренных евроскептиков (например, депутатов от британской Консервативной партии, так и в более радикальную фракцию «Европа за свободу и демократию» (ЕСД), объединявшую крайних еврофобов из UKIP и итальянской Лиги Севера[184]
. В целом, по итогам выборов 2014 г. обе эти группы несколько увеличили свое представительство в Европарламенте — ЕКР во главе с британцем Сайедом Камалем с 53 депутатских мандатов до 70, ЕСПД, возглавляемая британцем Найджелом Фараджем — с 34 до 48. Однако общее количество евроскептиков, как правого, так и левого толка, в нынешнем Европарламенте значительно превосходит число депутатов в обеих фракциях. И что самое главное — сенсационные результаты, полученные Национальным Фронтом на европейских выборах в мае 2014 г. сделали крайне актуальным задачу образования новой фракции крайне правых — фракцию, во главе которой должна была встать Марин Ле Пен. Однако реализовать это оказалось не так-то просто.Подготовка к созданию групп и фракций в новом составе Европарламента началась задолго до самих выборов. В октябре 2013 года лидеры нескольких крайне правых партий из различных стран ЕС объявили о своём намерении создать предвыборный альянс, а в случае попадания в парламент, депутатскую группу в Европарламенте. У истоков альянса стояли французский Национальный Фронт Марин Ле Пен, Австрийская Партия Свободы Хайнца-Кристиана Штрахе и «Фламандский интерес» из Бельгии. Потенциальными участниками рассматривались, прежде всего, британская UKIP, итальянская Лига Севера, «Шведские демократы» и нидерландская Партия Свободы Герта Вилдерса.
Отказ второго крупнейшего победителя выборов в Европарламент — лидера Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP) Найджела Фараджа — объединяться с Марин Ле Пен оказался для президента Национального Фронта не просто досадной неожиданностью, а в полном смысле этого слова крахом всех надежд на создание собственной фракции. «Шведские демократы» также не выразили желания входить в альянс с Национальным Фронтом: после выборов их лидер, Йимми Окессон, заявил, что две партии, с которыми он хотел бы сотрудничать в ЕП — это Датская народная партия и британская UKIP. В итоге «Шведские демократы» вместе с UKIP остались в группе «Европа за свободу и прямую демократию», которая после выборов 2014 г. стала насчитывать 45 депутатов. Простой расчет показывает, что одни только евродепутаты от НФ (и от Rassemblement Blue Marine) увеличили бы эту группу до 69 человек, что сделало бы ее третьей по величине группой в Европарламенте (Европейской народной партией и Партией европейских социалистов). Однако из-за жесткой позиции Найджела Фараджа объединение не состоялось.
Официально озвученным поводом для отказа вступить в политический альянс с Марин Ле Пен стал якобы характерный для ее партии антисемитизм. «