Возврата к старому не будет

– Эх, если бы годков десять скинуть.

– Брось прибедняться, – заговорили женщины, – ведь к Марье-то Тиминой ходишь.

Алексанко серьезно ответил:

– Хожу. А знаете зачем? Пить чай.

Женщины снова захохотали. Все разом заговорили:

– Знаем мы эти чаи.

Алексанко повелительно, как на подчиненных, крикнул:

– Впрягайтесь, поехали.

И женщины потащили плуг.

Николай, улыбаясь, вдогонку кричал:

– Алексанко, ты кнут возьми, быстрее дело пойдет.

Так они после колхозной работы пахали свои участки. Военный голод многих заставил вернуться в деревню и заняться не колхозной, а личной землей. Население деревни, включая старых и малых, трудилось на своих участках. Копали лопатами, боронили железными граблями, садили овощи и картошку, сеяли ячмень. Немногие пахали плугом, опять же на себе. На картофельном поле с невыкопанной прошлогодней колхозной картошкой целыми днями паслись старики и дети, выбирая клубни, превратившиеся в кусочек белого вещества, похожего на крахмал. Это вещество добавляли к мелко изрезанной траве и пекли хлеб. Этим хлебом деревня жила.

Скурихин не обманул, послал сразу оба трактора. С тракторами приехал и бригадир Филипп Тихонов. Для питания трактористов председатель поручила забить овцу и выпечь хлеб. Алексанко точил нож и возмущался:

– Где это видано, весной заставляют забивать тощую овечку. Бедная кое-как пережила зиму, не поспела еще по-настоящему отогреться на солнышке, и ягнята-то еще не подросли.

– Ты не возмущайся, а делай, – говорила Пашка. – Любое дело поручи, сначала наговоришься, а потом выполнишь.

Сам Алексанко радовался: поручили снова ему, а не кому-то другому. Колхоз без него, как без председателя, обходиться не мог.

Трактора поставили на ближние участки поля рядом с деревней. Круглые сутки раздавался гул моторов. Работа спорилась, Пашкины опасения не оправдались. Трактора не ломались, трактористы старались работать хорошо. Правление колхоза поручило Николаю вместе с бригадиром Лидой подобрать участки под посевы, замерить и составить план. Счетовода в колхозе не было, считать нечего. Обязанности счетовода выполняла Лида.

Николай ходил по заросшим сорняками полям, по давно не кошенным сенокосам колхоза и думал: «Война, сколько же бед ты натворила. Унесла, искалечила и похоронила почти всех мужиков и парней деревни. Работать стало некому, хозяйство осиротело. Даже личного скота во всей деревне осталось двадцать коров. Собаки и те стали редкостью. В лесу расплодились стаи голодных волков».

Он представлял, какой ужас они наводили на женщин и детей своим воем в осенние темные ночи, подходя близко к деревне.

Николай размышлял: «Годы рука пахаря не притрагивалась ко многим пахотным землям. Трактора пахали только участки с длинными гонами, более плодородные. От всей этой картины замирало сердце. Прав старик Андрей, он всю правду сказал. Сейчас, говорят, дышит на ладан, скоро умрет. Есть травяной хлеб отказывается, а хорошего нет. Ведь на моей памяти, а я доживаю двадцать седьмой год, мужики бережно относились к каждому квадратному метру этой земли. Они считали ее кормилицей всех домашних животных и человека. А как ее делили».

Николай хорошо помнил, как все мужики собирались на сходку, считали все живые человеческие души, тянули жребий, с кого начинать в каждом поле первую от деревни полосу. Деловые разговоры нередко переходили в шум и крик, дело доходило до драки. Все разногласия деревенская община улаживала, мужики расходились по домам. Обиженные ночами не спали в заботах о своем хозяйстве, семье. Сходки собирались ежедневно. Со сходок выходили в поле, ставили вешки, вбивали колышки и мерили с точностью до вершка. Делили все: неплодородные пески и покосы с аршинным и сплошным кочкарником. После дележа одни радовались удаче, другие были огорчены. Хорошо удобренные земли переходили другому. А ему самому доставались земли лодыря, деревенского тунеядца. На этих супесчаных и песчаных землях мужики не знали себе покоя. Работали круглый год не покладая рук, и многие добивались отличных результатов. Осенью их сусеки наполнялись до отказа отборным зерном. Мужик отдыхал только в праздники и то условно. Надо было кормить скот, а его было много.