Возвратная волна

Для него, словно для выздоравливающего, наибольшим наслаждением стал сон. А проблески живого чувства пробуждались в нем лишь в те короткие мгновения, когда он целовал сына, - по утрам и перед сном.

Гославский понимал свое состояние, знал, что работа пожирает его, но избавиться от нее не имел возможности. С помещиком, отдававшим ему помещение под мастерскую, он должен был подписать договор только в августе, а переехать туда - в ноябре.

Что же ему оставалось делать? Бросить фабрику сейчас? Но тогда придется жить на имеющиеся сбережения и за два месяца израсходовать несколько сот рублей, заработанных таким тяжким трудом и так необходимых на первое обзаведение. Значит, надо напрячь силы и до поры до времени оставить все по-прежнему. К тому же он надеялся, что неделя отдыха по переезде на новое место укрепит его и восстановит пошатнувшееся здоровье.

Между тем фабрика ему до того опротивела, что он носил при себе календарик и зачеркивал каждый протекший день. Уже осталось только два с половиной месяца... Уже шестьдесят пять дней... Уже два месяца!..

V

В августе, в одну из суббот, в механической мастерской ночью царило необыкновенное оживление, работа шла полным ходом.

Мастерская помешалась в огромном зале с множеством окон, как в оранжерее. У одной стены стояла паровая машина, приводившая в движение станки, у другой - два кузнечных горна. Находился здесь еще небольшой молот, работавший от шкива, несколько слесарных тисков, токарный, сверлильный и другие станки.

Близилась полночь. В других отделениях давно погасли огни, и утомленные работой ткачи спали у себя дома, но здесь не прекращалось движение. Учащенное дыхание паровой машины, хлопанье поршней, удары молотов, гул токарных станков, скрежет напильников еще резче раздавались в ночной тишине. В воздухе, насыщенном паром, угольной пылью и тонкими железными опилками, мерцали, словно блуждающие огоньки, десятки газовых рожков. В громадные окна, сотрясающиеся от грохота, заглядывала луна.

В мастерской почти не слышно разговоров. Работа спешная, время позднее, и люди молча торопятся ее закончить. Тут группа черных кузнецов тащит под молот огромную, раскаленную добела полосу железа. Там слесари, как по команде, склоняются и поднимаются над уставленными в ряд тисками. Против них токари, нагнувшись, следят за работой своих станков. Из-под молотков брызжут искры. Время от времени доносится приказание или ругательство. А когда затихают скрежет и стук, слышится жалобный стон мехов, раздувающих огонь в горнах.

На большом токарном станке работает Гославский. Он обтачивает длинный стальной валик, требующий очень точной обработки. Но работа у него не спорится. Весь день Гославский был так занят, что не мог даже передохнуть во время вечернего перерыва, и сейчас он очень утомлен и с трудом преодолевает дремоту. Его слегка познабливает, и по телу струйками стекает пот.

Минутами от усталости у него начинаются галлюцинации, и ему кажется, что он находится не на фабрике, а где-то в другом месте. Но, тотчас опомнившись, он протирает грязными руками глаза и с тревогой смотрит, не слишком ли много снял резец с валика.

- Вон как вас разморило, - заметил сосед.

- Да, - ответил Гославский, садясь на табурет.

- От жары, должно быть, - продолжает сосед. - Машина очень уж нагрелась, а тут еще кузнецы работают у обоих горнов!.. Да и поздно уже... Понюхайте табачку!

- Спасибо, - поблагодарил Гославский. - Трубка разогнала бы сон, а табак - нет... Напьюсь-ка я лучше воды.

Он подошел к бочке и проржавевшей кружкой зачерпнул воды. Но вода была теплая и не освежила его; он обливался потом и едва стоял на ногах.

- Который час? - спросил он соседа.

- Три четверти двенадцатого... Кончите вы сегодня работу?

- Кажется, кончу, - ответил Гославский. - Надо еще на волосок сточить... а у меня что-то двоится в глазах.

- От жары! От жары! - сказал сосед.

Он достал еще щепотку табаку, понюхал и вернулся к своему станку.

Гославский измерил диаметр обтачиваемого валика, пододвинул резец, зажал его винтом и снова пустил машину. После минуты напряженного внимания наступила реакция, и он стоя задремал, не сводя глаз с блестящей поверхности валика, на который падали капли воды.

- Вы что-то сказали мне? - спросил он соседа.

Но сосед склонился над своим станком и не слышал его вопроса.

Теперь Гославскому померещилось, что он дома. Жена и дети спят, на комоде горит привернутая лампа, постель ему уже приготовлена. Вот стол, возле него стул... Он хочет сесть и отяжелевшей от усталости рукой опирается на край стола.

...В этот миг станок как-то странно заскрежетал. Что-то треснуло в нем, сломалось - и страшный вопль разнесся по мастерской.

Правая рука Гославского попала в шестерню, захватившую сначала его пальцы, потом кисть, потом локтевую кость. Хлынула кровь. Несчастный очнулся, застонал, рванулся - и упал возле станка. Одно мгновение он висел, словно прикованный к станку, но раздробленные кости и разорванные мускулы не могли удержать тяжесть, и он рухнул наземь.

Все это произошло в течение нескольких секунд.