Возвратная волна

К следующему понедельнику на фабрике все уже успокоились, а пастор Бёме приехал к Адлеру, чтобы повлиять на него и склонить к удовлетворению справедливых требований рабочих. Сверх ожидания он нашел своего друга еще более непреклонным, чем обычно. На все его доводы фабрикант отвечал, что если раньше он и собирался что-нибудь сделать, то теперь уж ничего делать не станет. Скорей он закроет фабрику.

- Разве ты не знаешь, Мартин, что они писали о нас в газетах? - спросил Адлер. - В одном юмористическом журнале высмеивают моего Фердинанда, а в газетах пишут, что Гославский умер от чрезмерного переутомления и из-за отсутствия врача...

- Что ж, в этом есть доля правды... - ответил Бёме.

- Ни малейшей! - крикнул фабрикант. - Я больше работал, чем Гославский, и каждый немецкий рабочий больше работает. А доктор мог отлучиться с фабрики так же, как из местечка...

- Тогда бы остался фельдшер... - заметил пастор.

Адлер ничего не ответил. Пыхтя, он расхаживал по комнате крупными шагами; наконец предложил гостю перейти в сад.

- Иоганн! - крикнул он, выходя из комнаты, - принеси в беседку бутылку рейнского.

Они уселись в беседке, стоявшей у пруда. Легкое дуновение ветерка, прохладная тень деревьев, а может быть, и рюмка доброго вина успокоили Адлера. Бёме посматривал на великана поверх золотых очков и, заметив перемену в его настроении, решил снова приступить к атаке.

- Ну! - сказал он, чокаясь с ним. - Человек, пьющий такое великолепное вино, не может быть бессердечным. Не взыскивай с них штраф, милый Готлиб, прими назад уволенных и пригласи доктора... За твое здоровье!..

- Пью за твое здоровье, Мартин, но говорю тебе: не выйдет! - ответил фабрикант уже без гнева.

Пастор покачал головой.

- Гм... - пробормотал он, - нехорошо, что ты так упрямишься.

- Я не могу жертвовать своими интересами во имя каких-то чувств. Если я сегодня сделаю им уступку на тысячу рублей, завтра они уже потребуют на миллион.

- Ты преувеличиваешь, - ответил, поморщившись, Бёме. - А я тебе говорю: если ты можешь покончить с этой историей за десять тысяч, так дай пятнадцать - и кончай!..

- Уже и так все кончилось, - сказал Адлер. - Бездельников я прогнал, а остальные поняли, какая у меня дисциплина. Будь я таким мягким, как ты, вся фабрика села бы мне на шею.

Пастор умолк, поднял глаза к небу и задумался. Потом принялся бросать в чистую гладь воды пробки и кусочки дерева.

- Зачем ты бросаешь мусор в пруд? - спросил Адлер.

Пастор покачал головой, показывая на все ширившиеся круги, расплывавшиеся вокруг брошенных в воду предметов.

- А видишь ты эти волны, Готлиб?.. - спросил он фабриканта. - Видишь, как они растут и уносятся все дальше?..

- Так всегда бывает, - ответил Адлер. - Что же тут удивительного?

- Ты прав, - сказал пастор. - Так бывает всегда и везде; и на пруду, и в нашей жизни. Что бы ни появилось на земле - хорошее или плохое, - вокруг него сразу поднимаются волны; они все растут и уносятся все дальше и дальше...

- Ничего не понимаю! - прервал его Адлер, равнодушно потягивая вино из рюмки.

- Я сейчас объясню тебе, только не сердись.

- На тебя я никогда не сержусь, - ответил фабрикант.

- Так вот, понимаешь ли, что получается? Ты плохо воспитал сына и бросил его в мир, как я эти щепки в воду. Он наделал долгов - и это первая волна. Ты снизил заработки рабочим и уволил доктора - это вторая волна. Смерть Гославского - третья. Волнения на фабрике и газетные заметки четвертая. Увольнение рабочих и судебное дело - это пятая волна... А какая будет шестая, десятая?..

- Меня это не касается! - сказал Адлер. - Пусть твои волны носятся по свету и терзают дураков, а меня это не трогает...

Пастор бросил пробку у самого берега и указал на нее Адлеру:

- Посмотри, Готлиб! Иногда десятая волна отбегает от берега и снова возвращается... туда, откуда она шла.

Это сравнение, впрочем очень наглядное, заставило фабриканта задуматься. На минуту могло показаться, что он колеблется, что в нем проснулась какая-то смутная тревога.

Но это продолжалось недолго. У Адлера был слишком здравый ум и слабое воображение, чтобы придавать значение предчувствиям, касающимся отдаленного будущего. Он решил, что пастор мелет вздор, как полагается проповеднику, и, грубо захохотав, ответил:

- Ха-ха-ха! Мартин, вот я и постарался, чтобы твоя волна не возвратилась ко мне.

- Кто знает!..

- Не вернется ни доктор, ни подстрекатели забастовки, ни штрафные деньги, ни... ни даже Гославский!..

- Может возвратиться несчастье...

- Го! Го!.. Не возвратится, нет!.. А если возвратится, то разобьется о мой кулак, о фабрику, о страховое общество, о полицию и, наконец, о мое состояние...

Друзья расстались поздно ночью.

"Ну и сумасшедший этот Мартин, - думал фабрикант. - Он хочет меня напугать!.."

А пастор, возвращаясь домой в своей бричке, глядел на небо и с тревогой вопрошал:

- Какая волна возвратится сюда?

Сравнение это пришло ему в голову внезапно, и Бёме считал его своего рода откровением. Он не сомневался, что волна возмездия должна возвратиться, но когда и какая?..