Активисты протеста, публичные критики власти, публичные интеллектуалы превращаются не только в troublemaker
’ов для конформистского большинства (постоянно напоминая обывателю о его собственной несостоятельности, слабости и политической коррумпированности), но и в маргиналов и публичных шутов[304]. Поэтому агрессия и недоброжелательство по отношению к оппозиции и тем более к лидерам протеста выражены гораздо сильнее, чем открытая антипатия и презрение в отношении власти[305]. Так складывается общая коллективная система негативного отношения к тем силам, которые выступают как носители идеальных представлений и принципов. На них вешаются ярлыки «чрезмерных» радикалов, подрывных элементов, безответственных провокаторов политических потрясений. Следствием этого трансферта агрессии и страха становится стратегия «понижающей адаптации» большей части населения, нормативность фактического, готовность принять и оправдать то, что есть на данный момент в качестве «разумной действительности». Такого рода массовые установки оказываются самым сильным фактором, определяющим блокирование изменений и устойчивость режима (подавление социально-структурной дифференциации). По существу, это консолидация в общем сознании низости и круговой поруки, обеспечивающая «стремление к стабильности», общественный консенсус при высоком уровне недовольства и неуважении, неавторитетности в глазах общества власти как таковой. В какой-то степени общество (население) бессознательно пытается уберечься от разлагающего воздействия власти (советской, путинской), отказываясь брать на себя ответственность за действия руководства страны, но это иллюзорная тактика самозащиты, оборачивающееся неизбежным разрушением морали. Слабая солидарность с властью времен перестройки (всего 15 % полной поддержки при большом проценте затруднившихся с ответом) резко меняется к концу ельцинского правления и практически исчезает к моменту путинского переворота – активной фазе второй чеченской войны: доля ответов «безусловно, не несет» достигает максимума (70 %), то есть превращается в коллективную норму мнений, сохраняющую свою силу до последнего времени (табл. 61.2).
Таблица 61.2
Как вы считаете, несет ли человек моральную ответственность за действия своего правительства?
Таблица 62.2
Как вы считаете, несет ли человек моральную ответственность за происходящие в стране события?
За 12 лет доля тех, кто сознает влияние политики на свою повседневную частную жизнь, сократилась более чем в 2 раза: с 28 до 11 %. Напротив, выросло число тех, кто считает себя то ли защищенным, то ли свободным от воздействия политиков (с 21 до 41 %). Учитывая, что речь в данном случае идет о вытеснении слабых демократических институтов и установлении деспотического режима, подобная неспособность к осознанию последствий этого воздействия может и должна рассматриваться как результат эффективности не только пропаганды, но и всей политтехнологической обработки населения – массового отупления, подавления способности к рефлексии и установлению причинно-следственных связей. В первую очередь этот вывод относится к молодежи: как показывает социально-демографический расклад фиксируемых ответов, молодые люди в наименьшей степени сознают свою зависимость от действий властей, будучи ориентированными главным образом на проблемы своей частной жизни и не сознавая внешних детерминаций своего существования
Таблица 63.2
Как вы считаете, в какой степени действия политиков, столкновения различных политических сил затрагивают вашу жизнь, жизнь вашей семьи?
Структура такого сознания поддерживается сознанием безальтернативности настоящего. Как отмечал Левада, в качестве оптимального образца отношений государства и общества массовое сознание принимает предпоследнюю стадию разложения тоталитарного режима – брежневский период, деидеологизированный, вегетарианский конец репрессивной системы[306]
.10. Заключение
И после плохого урожая надо сеять.
Сенека