Читаем Возвратный тоталитаризм. Том 1 полностью

N = 1600.


Таблица 80.2

Лично вы, ваша семья, выиграли или проиграли от перемен, которые происходят в стране начиная с 1992 года?


N = 1600.


Таблица 81.2

Экономические реформы, которые идут в стране с 1992 года, принесли России больше пользы или больше вреда?


N = 1600.


Принцип надежды[357], описанный нами, может работать только на фоне хронического чувства поражения или невозможности действия. Хотя тревожность и страх перед будущим заметно снизились на протяжении 10 лет путинской «стабильности» (табл. 82.2), но они никуда не пропали, более того – они оказываются структурирующим фактором восприятия (организации) времени и отношения респондентов к себе и к собственной жизни. Иначе говоря, реальное, а не чаемое «большое» время (надындивидуальное) задается ожиданием всякого рода неприятностей, деприваций и пакостей, исходящих от властей, которые могут лишить человека чего-то ему положенного, не предоставляя взамен каких-либо благ или преимуществ.

Соответственно, структура «большого», неконтролируемого самим индивидом времени задана событиями нескольких уровней: символическим (эпохальные события коллективной истории, общего прошлого, объяснения происхождения общих «нас»), историческим (обозримым временем жизни одного, двух или трех поколений, как «советское время») или практическим (более мелким членением этой жизни – по периодам правления или изменения режимов власти: от 5–8 лет, как у Горбачева и Ельцина, до 18–20 лет, как при Брежневе и его быстро умирающих преемниках, и более, как при Сталине). Контекст определения эпохи строится путем сопоставления с другими «временами».


Таблица 82.2

Мы переживаем сейчас самые тяжелые времена, или они уже позади, или еще впереди?


N = 1600. В % к числу опрошенных.


По отношению к двум третям ХХ века у основной массы населения (от 64 до 50 %) нет критериев, которые могли бы служить системой координат или опорными ориентирами, смысловыми основаниями для понимания истории и общего течения времени. Даже по отношению к не столь уж давнему брежневскому застою 47 % опрошенных практически ничего не могут сказать. По мере приближения к актуальному времени все более положительно оцениваются периоды идеализируемой «стабильности»: предреволюционного периода интенсивной модернизации, хрущевских реформ и попыток десталинизации, в еще большей степени – брежневского времени. Но максимум позитивных оценок респондентов приходится на десятилетие путинского благополучия (76 %). Отрицательно оцениваются все эпохи нестабильности (и чем ближе ко времени жизни оценивающего, тем резче негативное выражение). А это значит, что массовые оценки истории основаны не на государственнической легенде величия державы и героизма подданных, а на интересах повседневной жизни обывателя. Поэтому на фоне террора сталинского правления, метаний Хрущева и его попыток «коммунизировать» быт и придушить крестьянское или малогородское личное подсобное хозяйство, брежневский застой оставляет в памяти населения поразительно мало дурного – всего 18 % считают, что в это время плохого было больше, чем хорошего. Вытеснено из памяти состояние хронического дефицита продуктов и товаров, невозможность получения жилья и прочие прелести развитого социализма, приведшие к массовому недовольству и волне энтузиазма во время перестройки. Ничего из этого в памяти не удержалось. Частично это может объясняться тогдашним характером закрытости общества и суженной системой координат советского времени, последующим резким изменением и расширением системы оценок качества жизни, появлением новых запросов и требований к тем, от кого «зависит жизнь» обычных людей, но лишь частично.


Рис. 13.2. Мы переживаем сейчас самые тяжелые времена, или они уже позади, или еще впереди?


Таблица 83.2

С какой оценкой времени вы скорее бы согласились?


Иначе говоря, оценки исторических периодов производятся на основе соединения критериев повседневных интересов и представлений о степени соответствия того или иного правителя образу «справедливого государя», государственно-патерналистским шаблонам. Позитивно оцениваются эпохи рутинизации перемен, к «героическим» или драматическим эпохам перемен (революции, Сталина, Горбачева, Ельцина) отношение явно хуже, и тем хуже, чем ближе оно к актуальному времени.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

В своей книге «Sapiens» израильский профессор истории Юваль Ной Харари исследовал наше прошлое, в «Homo Deus» — будущее. Пришло время сосредоточиться на настоящем!«21 урок для XXI века» — это двадцать одна глава о проблемах сегодняшнего дня, касающихся всех и каждого. Технологии возникают быстрее, чем мы успеваем в них разобраться. Хакерство становится оружием, а мир разделён сильнее, чем когда-либо. Как вести себя среди огромного количества ежедневных дезориентирующих изменений?Профессор Харари, опираясь на идеи своих предыдущих книг, старается распутать для нас клубок из политических, технологических, социальных и экзистенциальных проблем. Он предлагает мудрые и оригинальные способы подготовиться к будущему, столь отличному от мира, в котором мы сейчас живём. Как сохранить свободу выбора в эпоху Большого Брата? Как бороться с угрозой терроризма? Чему стоит обучать наших детей? Как справиться с эпидемией фальшивых новостей?Ответы на эти и многие другие важные вопросы — в книге Юваля Ноя Харари «21 урок для XXI века».В переводе издательства «Синдбад» книга подверглась серьёзным цензурным правкам. В данной редакции проведена тщательная сверка с оригинальным текстом, все отцензурированные фрагменты восстановлены.

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Миф машины
Миф машины

Классическое исследование патриарха американской социальной философии, историка и архитектора, чьи труды, начиная с «Культуры городов» (1938) и заканчивая «Зарисовками с натуры» (1982), оказали огромное влияние на развитие американской урбанистики и футурологии. Книга «Миф машины» впервые вышла в 1967 году и подвела итог пятилетним социологическим и искусствоведческим разысканиям Мамфорда, к тому времени уже — члена Американской академии искусств и обладателя президентской «медали свободы». В ней вводятся понятия, ставшие впоследствии обиходными в самых различных отраслях гуманитаристики: начиная от истории науки и кончая прикладной лингвистикой. В своей книге Мамфорд дает пространную и весьма экстравагантную ретроспекцию этого проекта, начиная с первобытных опытов и кончая поздним Возрождением.

Льюис Мамфорд

Обществознание, социология