Явный эффект пропаганды Сталина («расползание» на поверхности массового сознания этого пропагандистского пятна) сопровождается эрозией самого сталинского мифа о всемогущем диктаторе. Большая часть россиян не принимает такой модели национального правителя, но, не имея достаточных ресурсов для сопротивления государственной точке зрения, закрывается от болезненности самой проблемы собственной моральной несостоятельностью, невозможностью собственной моральной оценки прошлого: «Мы еще не знаем всей правды о Сталине и его действиях»; ее выбирают абсолютное большинство опрошенных – 68 %; к ним следует добавить еще 19 % «затруднившихся с ответом», итого – 87 %. Иначе говоря, это практически всеобщая реакция на травму национального сознания[54]
.Однако внутреннее сопротивление консервативной части российского общества рационализации прошлого и пересмотру природы советской системы и роли Сталина сказывается в том, что уже в первые годы после распада СССР и попыток привлечь к суду КПСС стало заметным стремление прекратить или ограничить политику десталинизации. Наиболее часто эти заявления обосновывались требованиями «перестать очернять наше прошлое», а также упреками критиков в том, что они преувеличивают характер массовых репрессий. Но все эти усилия и старания не приносили результата, на достижение которого были направлены. Так, на вопрос: «Согласны ли вы с тем, что “масштабы репрессий во времена Сталина сильно преувеличены
”?», утвердительно отвечали около трети всех опрошенных (точнее – 29–33 %), не соглашались с этим суждением – от 49 до 43 % (18 и 28 % затруднились ответить, март и июль 1996 года).Защитники Сталина и сталинского социализма настаивали на том, что репрессии были вынужденным средством борьбы с внутренними классовыми врагами. Но такого рода доводы не встречали особого понимания, поскольку, так или иначе, наталкивались на подавленный, но не исчезнувший опыт повседневной жизни при Сталине и память о пострадавших членах семей респондентов или их знакомых, близких или коллег по работе.
Основная масса россиян воспринимает репрессии (опрос 2007 года, но подобные мнения очень устойчивы) как скорее иррациональный и трагический процесс, смысла которого люди не понимают, поскольку репрессии (в сознании большинства) не имели целевого характера, они проводились «против всего народа нашей страны» (
Но важно также подчеркнуть, что лишь 8 % опрошенных решительно отвергают сам тезис о массовых репрессиях при Сталине.
С какими из следующих мнений по поводу сталинских репрессий вы бы скорее всего согласились?
Полностью отрицать сам факт сталинских репрессий мешает неформализованное и неосмысленное знание, передаваемое по личностным, семейным каналам. От 20 до 30 % опрошенных помнят или говорят в ситуации социологического опроса, что в их семье в прошлом были жертвы репрессий (
Пострадал ли кто-нибудь из членов вашей семьи от репрессий …
А) накануне или после Великой Отечественной войны?
Б) в годы раскулачивания и коллективизации?
Очень немногие россияне готовы следовать старой идеологической версии КПСС, сложившейся к ХХ съезду и подававшей репрессии 1920–1950-х годов как историческую неизбежность в условиях враждебного окружения СССР или как следствие остроты «классовой борьбы». Сегодня бóльшая часть опрошенных склона расценивать их как политическое преступление, не подлежащее оправданию.