В той же логике написана и книга «Стратегия Византийской Империи»[6]
. В процессе редактирования данной работы у нас возник вопрос к автору: каким образом властные элиты Византии оказались способны передавать навыки реализации своей стратегии от поколения к поколению? Ведь смена правителей в Византии редко происходила гладко – империю сотрясали гражданские войны, приводящие к смене династий, не были редки и дворцовые перевороты. Кто в атмосфере всех этих потрясений являлся носителем такой сложной традиции, как имперская стратегия, которая просуществовала в течение почти целого тысячелетия? Как осуществлялась «подготовка кадров» и кто вообще является субъектом действия большой стратегии, ее исполнителем? Эдвард Люттвак сказал, что это очень правильные вопросы, но так и не дал на них ответа.На данном этапе нам важно отметить, что для реализации стратегии были необходимы не только знания, каким-то образом передающиеся от поколения к поколению, но и навыки самоорганизации – слаженные действия императора и его окружения, военачальников, разведчиков (роль которых часто выполняли купцы) и дипломатов. Получается, что стратегия – это закрепленные в «коллективном сознании» властных имперских элит сценарии поведения империи на международной арене. Эти «имперские архетипы» позволяли Византии занимать доминирующее положение в регионе, находясь в окружении враждебных племен и стран, притом что некоторые из них временами оказывались значительно сильнее самой наследницы Рима.
В книге «Стратегия. Логика войны и мира»[7]
Люттвак подвел промежуточный итог своим многолетним занятиям военной стратегией (помимо изучения военного дела, он имел опыт участия в нескольких войнах). Богатый материал для рефлексии Люттвак получил и в процессе участия в разработке и реализации большой стратегии США в годы их противостояния Советскому Союзу. В этой работе автором предлагается методологическая схема, позволяющая отразить многослойность и многоплановость стратегии. Люттвак выделил два ее измерения: вертикальное и горизонтальное. Такой прием позволил ему удерживать в поле внимания разноплановые и разномасштабные аспекты стратегии, увязывая их в единое целое.Так, вертикальное измерение позволяет Люттваку выделить несколько уровней стратегии: технический, тактический, оперативный, а также уровни театра военных действий и большой стратегии. Мы можем заметить, что в этой многослойной схеме выделение уровней происходит по принципу «масштабности действия» или по принципу того, какими средствами оперирования мы можем быть оснащены на каждом из выделенных уровней. Задание горизонтального измерения дало возможность увидеть проявление логики стратегии в динамике военного противостояния – ее парадоксальность и цикличность: военный успех может оборачиваться поражением и, наоборот, поражение – успехом и т. д.
В какой-то степени посредством этой книги Люттвак пытался в каком-то роде способствовать воссозданию в новых исторических условиях и для новых субъектов действия той особой культуры или традиции, которая в свое время позволяла Византии в течение многих столетий реализовывать грамотную большую стратегию в масштабах ойкумены тогдашнего культурного мира. А предлагаемая им схема, с одной стороны, выполняет функцию организации понимания сути стратегии для политиков, дипломатов, военных и властных элит, а с другой стороны, служит организационным руководством к действию[8]
.Однако в конце книги (в главах, написанных после распада СССР) Эдвард Люттвак пишет уже немного о другом: «Моя цель состоит в том, чтобы доказать существование стратегии как совокупных повторяющихся явлений, возникающих вследствие человеческого конфликта, а не в том, чтобы предписывать те или иные алгоритмы действий. Большинство нынешних определений стратегии исключительно нормативны, как будто бы все согласны в том, что таких объективных явлений не существует или же они слишком очевидны для того, чтобы удостоиться определения»[9]
.Как можно заметить, здесь намечается существенный сдвиг в понимании стратегии. Оказывается, существуют какие-то «объективные явления», естественные законы, которые проявляются в социальной динамике и царствуют в стихии международных отношений. А человек, владеющий парадоксальной логикой стратегии, – это, судя по всему, тот, кто способен понимать эти естественные законы социальной стихии.