Возвышение падших (СИ)

— Это правильно, — отозвалась султанша, и в её серых глазах отразилась благодарность. — Она должна была знать о том, что настоящие мать и отец её очень любили. Несмотря на то, что ты рассказала ей о том, что не являешься для неё настоящей матерью, а это было для тебя трудно и болезненно, я знаю, ты не побоялась рассказать правду. Знаешь, я рада, что наконец-то в султанском гареме появилась женщина, не забывшая истинных ценностей и не изменившаяся ради власти. Ты умна, благородна помыслами и поступками, и, главное, знаешь цену правде и долгу.

Хюмашах Султан вернула своё внимание к Михримах Султан, и Эсен Султан, сославшись на желание навестить перед сном повелителя, покинула покои.

Слова Хюмашах Султан оказались для неё болезненными. Знала бы она, что от той женщины, которую она восхваляла, не осталось следа. Или же что-то осталось?

Что-то от прежней Эсен Султан под толстым слоем страха, совершённых ошибок и злодеяний. Если не было бы, пошла бы она столь спешно и взволнованно в султанские покои, поддавшись какому-то неясному импульсу то ли разума, то ли сердца?

Оказавшись в султанской опочивальне, она замерла на пороге, чувствуя, как за спиной закрылись двери. Полумрак. Только несколько свеч догорали на столике возле широкого ложа, на котором неподвижно лежал султан Орхан.

Медленно подойдя, Эсен Султан села на край ложа и, протянув руку, сжала смуглую руку повелителя. Она была холодна и податлива. Лицо, заросшее бородой, казалось непривычно расслабленным. Эсен Султан привыкла к тому, что оно обычно хмурое и суровое.

Повелитель всё ещё не пришёл в себя, и его веки были закрыты, а Эсен Султан жаждала заглянуть в глубину тёмно-карих глаз и увидеть там тепло, доверие и любовь. Останутся ли они там, когда она всё же осмелится рассказать правду? Нет.

Потому и пришла сейчас, когда повелитель без сознания. Когда он сможет выслушать её, сам того не осознавая. Может, ей станет легче, если она просто расскажет ему правду, не боясь того, что он её услышит?

— Прости меня, — едва слышно прошептала Эсен Султан, и, сокрушённо покачав темноволосой головой, опустила серо-голубые глаза к смуглой руке повелителя, которую сжимала в своей руке. — Я не знаю… Правда, я не знаю, когда всё изменилось.

Ей показалось, что его пальцы дрогнули и легонько сжали её руку, но, нервно усмехнувшись, Эсен Султан решила, что ей показалось и что она выдаёт желаемое за действительное, с нетерпением и страхом ожидая, когда повелитель придёт в себя.

— Я сошла с пути, которым шла. Долгое время я не хотела прогибаться под правилами выживания в гареме, в этой династии и в этом государстве. Не желала принимать ту истину, согласно которой только тот, кто сильнее, умнее и, главное, алчней, может сохранить всё ценное и дорогое для себя.

Замолчав на некоторое время, Эсен Султан утерла слезу с щеки, и, вздохнув, дабы успокоиться, продолжила:

— Но, как известно, то, что не гнётся, ломается. Я сломалась. Мне было… страшно. Так страшно, что я не погнушалась убийствами. И я не могу простить себе этого…

Теперь она была уверена в том, что его пальцы сжали её руку, и, испуганно посмотрев на лицо повелителя, Эсен Султан с облегчением обнаружила, что веки закрыты. Может, просто рефлекс?

— Я солгала, — призналась женщина и тут же ощутила, как тяжёлый камень чувства вины в груди начал растворяться. — Я и только я виновна в смерти шехзаде Сулеймана, его жены и его детей. Я виновна в смерти Гюльхан Султан. Это всё я!

Исступлённо рыдая, Эсен Султан вдруг почувствовала на себе чей-то тяжёлый взгляд, и, снова посмотрев на лицо повелителя, испуганно вздрогнула. Тёмно-карие глаза были открыты и смотрели на неё тяжело, ошеломлённо и неверяще.

— Орхан, я… — сквозь рыдания произнесла Эсен Султан, а после осеклась. Что она могла сказать? Снова лгать? Ну уж нет. Будь, что будет.

Султан Орхан молчал, и с каждым мгновением выражение его тёмно-карих глаз менялось. Они темнели, наполняясь болью и гневом. Видя это, Эсен Султан понимала, что это конец. Больше в них не будет ни тепла, ни доверия, ни любви. Никогда.

— Почему? — прохрипел повелитель, и было видно, что с огромным трудом ему удалось выдавить это слово.

— Я думала, что этим спасу себя и своих детей.

Ещё мгновение султан Орхан сохранял зрительный контакт, а после, отвернувшись в сторону, медленно освободил свою руку из захвата её пальцев.

Поднявшись с ложа, Эсен Султан едва сдержалась, чтобы не разрыдаться с новой силой, и заставила себя говорить. Она должна была это сказать.

— Я виновна. Готова принять любое наказание, которое ты сочтёшь соразмерным моим преступлениям. Будь то разлука с детьми, дальняя ссылка без возможности возврата или же казнь. Больше я не буду лгать, не буду пытаться избежать ответственности за совершённое. И бояться мне больше нечего, так как ты обо всём узнал и навсегда от меня отвернулся.

Повелитель, казалось, заснул, так как его веки были закрыты, но он слушал. Напряжённо и мрачно.