Возвышение падших (СИ)

Ей нечего было сказать, потому что ни шехзаде Баязид, ни Дэфне Султан не прислушались к ней, когда она молила его не уезжать, а её не позволять этого.

Взяв протянутую смуглую руку, она поцеловала её легко и невесомо, а после опустила серые глаза.

Устало вздохнув, шехзаде Баязид не стал акцентировать внимание на её поведении, и, подойдя к шехзаде Мураду, поцеловал его в лоб. Такой же, как и он, темноволосый и кареглазый, только кожа не смуглая, а светлая, как у матери.

Эсма Султан плакала, обнимая отца. Тот прощался с ней куда мягче и нежнее, чем с сыном, но не потому, что любил больше, а потому, что она была куда более ранимой.

Покидая покои, шехзаде Баязид напоследок окинул мимолётным взглядом своих близких, а после вышел. Проходя мимо гарема, он остановился, будто в нерешительности, а после резко развернулся и вошёл в него.

Наложницы, евнухи и калфы склонились в поклонах, пока он проходил мимо них в сторону лестницы, ведущей на этаж фавориток.

Оказавшись у дверей одной из комнат, он постучал и тут же отворил их. Эмине-хатун стояла перед зеркалом, висящим на стене, и расчёсывала свои длинные золотисто-русые волосы.

Обернувшись, она вздрогнула, а после просияла и радостно улыбнулась.

Отложив деревянный гребень на столик, стоящий под зеркалом, Эмине-хатун подскочила к нему и обняла его, обвив руками крепкую смуглую шею. Шехзаде Баязид обнял её в ответ, на мгновение прикрыв веки.

— Шехзаде, — прошептала девушка, слегка отстранившись и заглянув в его тёмно-карие глаза, потеплевшие при взгляде на неё. — Я и не думала, что вы зайдёте…

— Я и сам не думал. Вдруг понял, что хочу увидеть тебя перед отъездом.

— Всё-таки уезжаете? — посерьёзнела Эмине-хатун, разомкнув объятия. — Не послушали ни меня, ни Дэфне Султан?

— Так нужно, — твёрдо ответил шехзаде Баязид, нежно проведя рукой по её лицу.

— У меня… предчувствие, что в столице вас ждёт что-то плохое.

— Я на хорошее и не надеюсь, но нужно во всём разобраться. Не уверен я, что повелитель сам принял это решение, если вообще он его принимал.

— О чём вы говорите? — напряглась Эмине-хатун, и её сердце тревожно затрепетало. Неужели подозревает обман? Вряд ли он подумает на Ариадну. Она ведь осторожна, не так ли?

— Не думай об этом. Мне пора.

— Будьте осторожны, — обняв его на прощание, воскликнула Эмине-хатун, терзаясь из-за того, что не может сказать большего, всё же беспокоясь за сестёр. Даже если она перешла на сторону шехзаде Баязида, она не могла их предать.

Шехзаде Баязид, поцеловав её в лоб, улыбнулся уголками губ, а после ушёл.

Эмине-хатун, смотря на закрывшиеся за ним двери, судорожно выдохнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не броситься вдогонку и рассказать правду. Если она это сделает, он никогда её не простит, а её сёстры будут обречены.

Спустя несколько дней…

Топкапы. Гарем.

С выражением беспокойства и печали на бледном лице Эсен Султан медленно, словно боясь тратить силы, прошла мимо распахнутых дверей гарема, откуда на неё воззрилось множество пар любопытных и изучающих глаз.

Следовавшая за ней Зейнар-калфа недовольно покосилась на наложниц, и те отвернулись и закопошились, сделав вид, что занялись своими делами.

— Видела? — прошептала одна из наложниц на ухо подруге. — Она и раньше была худа, а теперь кожа да кости…

— А что ты хотела, Айше? Повелитель умирает, потеряла ребёнка и сама чуть не умерла.

— Жаль её…

Тем временем Эсен Султан приближалась к дверям султанской опочивальни, с каждым шагом бледнея и мрачнея.

— Султанша, вы в порядке? — беспокойно спросила Зейнар-калфа, когда она замерла возле дверей, тяжело дыша.

— Ведь это я виновата, Зейнар, — едва слышно прошептала та. — Я во всём призналась, а он… не выдержал.

Дрожащей рукой открыв двери султанской опочивальни, Эсен Султан медленно, всё ещё нерешительно и боязливо, вошла. Едва взгляд её серо-голубых глаз коснулся неподвижно лежащего султана Орхана, она вздрогнула словно от удара, а после прикрыла рот ладонью.

С того самого разговора она не видела его. Наверное, потому не особенно переживала, занятая своей собственной болью и страхами. Сейчас же им не осталось места в её сердце. Всё померкло в сравнении с тем, что она испытывала, смотря на мужа.

Едва ли не бегом преодолев расстояние от дверей до ложа, она опустилась на его край и, схватив его смуглую, но холодную руку, несколько раз поцеловала то ли с отчаянием, то ли с каким-то безумием.

Чувство вины снова затопило её, перемежаясь с болью и неясным клубком тёмных переживаний. Султанша плакала, приложив руку повелителя к своей щеке в надежде, что она потеплеет, станет, как прежде, сильной и крепкой.

Но ничего не происходило. Султан Орхан лежал словно мертвец — неподвижный, бледный и холодный. На какой-то миг ей показалось, что он в действительности умер.

И когда она, находясь на краю осознанности перед разверзнувшейся за ним бездной безумия, вызванного чувством вины, болью и страхом, до неё словно сквозь толщу воды донёсся мужской голос.