Возвышение падших (СИ)

Рейна какое-то время молчала, будто пытаясь найти ответ на этот вопрос, а после качнула темноволосой головой.

— Этот брак мне казался вопиющей порочностью, так как Джанандреа приходился мне двоюродным племянником, но я ошибалась… В Генуе случались браки между даже родными братьями и сестрами. Именно Джанандреа изменил мое мировоззрение относительно порока. Я осознала, что порок дарует не только нечто плохое, но и удовольствие… Поначалу я к нему долго привыкала, как к мужу, а не родственнику. Потом слегка привязалась, но меня отталкивали его слабость к вину и к другим женщинам, с которыми он мне открыто изменял, потому как женился на мне по расчету, а также его развязность и пошлость. С годами мы привыкли друг к другу, но, признаться, я никогда его не любила. Джанандреа, разочарованный тем, что у нас не было детей, во всем винил меня, так как шлюхи рожали от него детей-бастардов, а я не могла даровать ему чистокровного наследника, которого он так желал.

— У тебя нет детей?

— Нет, — тоскливо ухмыльнулась Рейна, опустив голову и Эдже отметила про себя, что впервые видит ее такой. — И не будет, Эдже. По женской линии в роду Дориа практически все женщины были бесплодны. Это связано с каким-то заболеванием, но мать верила, будто женщин Дориа прокляли из-за их красоты и власти над мужчинами какие-то завистницы около века назад. Моей матери повезло, проклятие обошло ее, как и Ингрид, твою мать. Но меня оно навсегда лишило детей…

Эдже сочувственно и грустно взглянула на сеньору, почувствовав, как почему-то защемило в груди.

— У Махмуда и Мурада тоже не было детей… Это из-за проклятья?

— Не знаю… Вполне возможно.

— А почему Джанандреа умер?

— Я его отравила, — жестко бросила женщина, будто сознаваясь не в убийстве.

Темноволосая Султанша вздрогнула от этих слов и, нахмурившись, некоторое время молчала, но все же любопытство взяло верх над страхом.

— Зачем..?

— В последние годы отношения между нами окончательно разрушились. Он, понявший, что детей у меня не будет, решил объявить наследником всего нашего рода своего старшего бастарда. Я, разумеется, была против, но он и слушать ничего не желал. Грозился лишить меня места в управляющем совете, лишив поддержки флота, даровавшего мне силу. После связался с этой Бриенной Гримальди, которая, очаровав его и затащив на ложе, переманила на свою сторону с помощью Джанандреа все силы флота. Я должна была с этим покончить, Эдже…

— Бриенна Гримальди? Та женщина, которая развязала в Генуе войну?

— Да.

Эдже содрогнулась от ненависти, всколыхнувшейся в изумрудных глазах Рейны, когда они упомянули в разговоре Бриенну.

— Ты уже четыре года вдовствуешь… — задумчиво прошептала она после, решив сменить тему. — Наверно, это трудно?

— Вовсе нет, — развязно ответила сеньора, чему-то улыбнувшись.

В готический холл едва слышно вошел высокий и широкоплечий мужчина в черно-красном плаще. Деметрий.

Заметив его, Эдже, которая всегда его почему-то опасалась, напряглась.

Рейна, проследив за ее взглядом, поджала губы.

— Деметрий?

— Сеньора. Мне нужно поговорить с вами.

— Эдже, иди в комнату, которую я тебе выделила. Я скоро приду к тебе.

Вздохнув в недовольстве, Султанша поднялась с кресла и вышла в коридор, но, опять же, любопытство овладело ей и она, прикрыв двери, остановилась возле них, а после, глядя в оставшуюся щелку, прислушалась.

— Что случилось? — раздался обеспокоенный голос Рейны, которая поднялась с дивана и подошла к рыцарю.

— Пришла весть из Генуи. Бриенна узнала о том, что ты прячешься в Османской империи и послала за тобой своих прихвостней. Нужно уходить. Этот дом — не самое благонадежное укрытие.

— Она не успокоится, пока не лишит меня жизни, — раздраженно процедила женщина.

— Еще бы… — ухмыльнулся Деметрий, покачав головой. — Рейна, ты прирезала ее единственного десятилетнего сына у нее на глазах!

Эдже содрогнулась от подобного, не веря тому, что слышит. Десятилетнего мальчика?

— Иначе бы я не спаслась. Мне пришлось действовать жестоко!

— Ты всегда так оправдываешь себя… Пора признаться, что в тебе властвует животная жестокость и жажда крови.

— Я никогда этого не отрицала! — возгораясь в гневе, воскликнула Рейна.

— Ты сама себя лишила последней поддержки в Генуе, показав себя в битве в Эгейском море с Бриенной с крайне темной стороны, — с оттенком разочарования отозвался Деметрий. — Отныне тебя все считают свирепой убийцей! Скольких людей ты лишила жизни, подорвав корабль с черной смертью? (нефтью) Этот взрыв уничтожил и твоих людей. Твои десять кораблей! Это — большая часть твоего флота.

— Хватит, Деметрий! — жестко смотря на рыцаря, гаркнула женщина. — Считают свирепой убийцей, говоришь? Пусть знают, что я такая и есть! Я — легенда в Генуе. Мне никого не жаль и я ничего не страшусь. На море мне нет равных! В бою — ни одного достойного противника.

— Да и, несмотря на все это, ты с позором бежала из Генуи и теперь скрываешься от Бриенны, — иронично подметил рыцарь, за что звонкая пощечина стала ему наградой.