Возвышение Сайласа Лэфема

Она попыталась отогнать эти мысли до возвращения Лафема и наверняка преуспела бы в этом, если бы ей было чем заняться в их несчастном доме, как она мысленно его называла. Но проклятие и тут преследовало ее: заняться было нечем, и в этой ее праздности мысль о девушке неотступно возвращалась вновь и вновь. Она постаралась все же найти себе занятие и стала тщательно осматривать летнюю одежду — Айрин заботливо убирала ее на зиму, — но мысли о красавице, которая ей так не понравилась, не оставляли ее. Кто она такая? Не странно ли, что она там, и почему так испуганно вскочила, стоило миссис Лэфем назвать себя?

Когда стемнело и эти вопросы стали терять свою остроту, хотя бы от многократного повторения, посыльный доставил миссис Лэфем записку, сказав, что ответа не требуется.

— Записка — мне? — спросила она, глядя на незнакомый и какой-то искусственный почерк на конверте. Она вскрыла его и прочла: «Спросите мужа, кто такая его машинистка. Друг и Доброжелатель». Другой подписи не было.

Миссис Лэфем бессильно опустилась на стул, держа письмо в руке. Мысли мешались, она старалась отогнать их и побороть безумие; но наутро, к возвращению Лэфема, безумие уже целиком овладело ею. Ночь она провела без сна, без отдыха, во власти самой жестокой из страстей, которая позорит бедную жертву и свирепо жаждет ее несчастья. Если бы она знала, как найти мужа в Нью-Йорке, она бы поехала туда; она ждала его возвращения в исступленном нетерпении. Он приехал усталый и осунувшийся. Она увидела, как он подъехал к дому, и побежала сама открыть дверь.

— Что это за девушка у тебя в конторе, Сайлас Лэфем? — требовательно спросила она, когда муж вошел.

— Девушка в конторе?

— Да! Кто она такая? Что она там делает?

— Откуда ты узнала про нее?

— Не важно, откуда. Кто она? Уж не та ли это миссис М., которой ты давал деньги? Я хочу знать, кто она такая! Хочу знать, зачем понадобилось почтенному человеку, отцу взрослых дочерей, эдакая штучка в конторе! Хочу знать, давно ли она там! Хочу знать, для чего она вообще там!

Он машинально толкнул ее вперед в полутемный холл и закрыл за собой дверь, чтобы ее возбужденный голос не разносился по дому. Сперва он был настолько ошеломлен, что не смог бы ответить, даже если бы и захотел; но потом он не захотел. Он только спросил:

— Я когда-нибудь обвинял тебя в чем-нибудь дурном, Персис?

— Не в чем было! — крикнула она с яростью, прислонившись спиной к закрытой двери.

— Ты хоть когда-то знала за мной что-нибудь дурное?

— Я не про то.

— Ну, а о девушке узнавай сама. И отойди от двери.

— Не отойду. — Она почувствовала, что ее слегка отодвинули в сторону — ее муж открыл дверь и вышел. — Что ж, и узнаю! — крикнула она ему вслед. — Узнаю и осрамлю тебя! Я покажу тебе, как обращаться со мной…

В глазах у нее потемнело. Шатаясь, она дошла до кушетки и через какое-то время очнулась от обморока. Сколько она пролежала, она не знала, да ей это было и безразлично; безумие снова охватило ее. Она кинулась наверх в его комнату — комната была пуста, двери шкафа были открыты, ящики выдвинуты; видимо, он торопливо уложил саквояж и бежал. Она кинулась на улицу и как безумная металась, пока не нашла извозчика. Она дала вознице адрес конторы, велела ехать как можно быстрей и трижды опускала окно экипажа, высовываясь и требуя поторопиться. Тысячи мыслей теснились в ее голове, подогревая ее злой замысел. Она вспомнила, как горд и счастлив он был, когда на ней женился, и как все вокруг говорили, что он ей неровня. Вспомнила, как всегда была добра к нему, как была всей душой ему предана, как трудилась с утра до вечера, помогая ему выбиться в люди, как во всем блюла его интересы, не щадя себя. Не будь ее, он, может, до сих пор правил бы почтовой каретой; а когда пошли у него неудачи — и пошли ведь из-за собственной его неосторожности и легкомыслия, — она вела себя как верная и преданная жена. Ему ли теперь изменять ей безнаказанно? Она стиснула зубы и застонала, вспомнив, как легко дала себя одурачить с этим перечнем расходов на миссис М.; а все потому, что любила его и жалела, когда начались у него заботы и тревоги. Она припомнила его смущение, его виноватый вид.

Подъехав к конторе, она так поспешно выскочила из экипажа, что забыла уплатить вознице, и он окликнул ее, когда она уже подымалась по лестнице. Она направилась прямиком в кабинет Лэфема, неся в сердце смертельную обиду. Там опять никого не было, кроме машинистки, которая испуганно вскочила, когда миссис Лэфем захлопнула за собой дверь и откинула с лица вуаль.

Обе женщины стояли друг против друга.

— Вот так так! — воскликнула миссис Лэфем. — Ведь ты — Зерилла Миллон!

— Я теперь замужем, — пролепетала девушка. — Моя фамилия Дьюи.

— Но ты дочь Джима Миллона. И давно ты здесь?

— Я тут не постоянно, но вообще-то с мая месяца.

— А где твоя мать?

— Здесь, в Бостоне.

Миссис Лэфем не сводила глаз с девушки; она опустилась, дрожа, в кресло мужа, и в голосе ее вместо готовой вырасти ярости было изумление и любопытство.