Возвышение Сталина. Оборона Царицына

Вопреки утверждениям, с 1960-х годов переписываемым друг у друга целым сонмом историков и журналистов, никто из этих людей расстрелян не был – прибывшая в Царицын инспекция во главе с членом ВЦИК А. И. Окуловым добилась освобождения арестованных и всех их отправила в Москву; Снесарев формально оставался военным руководителем округа вплоть до 23 сентября. Носович и Ковалевский осенью получили новые назначения в штабе Южного фронта; первый успел перебежать к белым и высоко оценил качество работы красной царицынской контрразведки, второй был арестован и расстрелян по обвинению в измене. Добавим, что в восприятии многих историков и даже очевидцев событий аресты в штабе округа слились с последовавшими через неделю арестами по делу о «заговоре инженера Алексеева». Судя по свидетельству Носовича, оба заговора были связаны, но прямых улик против штабистов чекистам обнаружить не удалось.

А теперь еще раз внимательно посмотрим на ситуацию с военспецами глазами Сталина и Ворошилова. 2 июля 1918 года под Уфой перебегает к чехам командующий 2-й армией, подполковник Ф. Е. Махин, назначенный на эту должность буквально неделю назад – 26 июня[291]. 10 июля в Симбирске поднимает мятеж сам командующий фронтом, бывший полковник, левый эсер Муравьев, «прославившийся» кровавым захватом Киева в январе 1918 года. К нему присоединяются новый командующий 2-й армией бывший поручик А. И. Харченко и начальник штаба 1-й армией интернационалист Р. Шимунич. Муравьев был убит при подавлении мятежа, Харченко перебежал к белым, судьба Шимунича неизвестна.

В том же июле 1918 года к белым переходит начальник штаба 3-й армии, бывший подполковник А. Л. Симонов. В сентябре к белым, предположительно, перебегают начальник штаба 4-й армии, бывший подполковник В. И. Булгаков и уже третий командующий 2-й армией, В. П. Блохин, а также командующий 4-й армии А. А. Ржевский – впрочем, информация об этих событиях крайне скудна и противоречива, дальнейшая судьба упомянутых персоналий тоже неизвестна.

В конце концов 5 октября 1918 года новый главнокомандующий РККА, бывший полковник И. И. Вацетис разослал по фронтам категорическое распоряжение: «Приказываем всем штабам армий республики и окружным комиссарам представить по телеграфу в Москву члену революционного Военного совета республики Аралову списки всех перебежчиков во вражеский стан лиц командного состава со всеми имеющимися необходимыми сведениями об их семейном положении. Члену Реввоенсовета товарищу Аралову принять по соглашению с соответствующими учреждениями меры по задержанию семейств предателей и о выработанных мерах сообщить революционному Военному совету для всеобщего объявления»[292].

В этой ситуации недоверие к военным специалистам как со стороны большевистских военных руководителей, так и со стороны красноармейцев выглядит вполне объяснимым. Кадровые офицеры довоенной службы, ставшие к концу 1917 года генералами и полковниками, в основной своей массе являлись выходцами из цензовых сословий – дворянства, купечества, казачества, городской интеллигенции. Эти сословия могли иметь очень разный уровень благосостояния, но их объединяло отсутствие ограничений на доступ к образованию и на избирательные права – последнее, в частности, давало возможность широкого участия в политической жизни на местном, земском уровне. Кроме того, все они имели уровень жизни, неизмеримо больший, чем простой крестьянин, зачастую сами не осознавая масштабов этой разницы. Отсюда логично вытекали неприязнь и недоверие крестьянско-солдатской массы к «офицер<а>м» и «интеллигентам», ставшая одной из движущих пружин Гражданской войны. Столичные большевики, сами выходцы из интеллигентов, побаивались этой ненависти и тоже с трудом осознавали всю ее глубину.

Здесь следует упомянуть еще один миф. Среди современных историков, особенно тех, кто откровенно симпатизирует «белой» стороне, существует убежденность в том, что большевистское руководство всячески третировало и унижало военспецов из бывших офицеров, сделав их бесправными автоматами. В действительности Троцкий и руководство военного ведомства, прекрасно понимая, что лояльности из-под палки не добьешься, предприняли все усилия для «защиты» спецов от третирования и подчеркнутого недоверия. Так, 1 января 1919 года комиссар Полевого штаба (а по совместительству член РВСР и начальник Разведывательного управления) С. И. Аралов, сам бывший штабс-капитан, получил от Троцкого такую вот телеграмму: