Вперед, русичи!

Павел, забравшись поглубже в кусты, ничего не видел, но внимательно вслушивался во все происходящее, стараясь как можно лучше затаиться, никому не попадаться на глаза, и все еще до конца не веря в свое спасение. Злобные крики, раздавшиеся из головной части монгольского тумена, сменились воплями отчаяния из его хвостовой части. Затем топот коней и звук битвы удалились в сторону реки. После чего вновь стали приближаться. И тогда совсем недалеко по роще гулко и мощно вновь раздался топот копыт. Но Павел так и не увидел, чей это отряд проскакал. Битва с новой силой закипела около рощи, но очень скоро звуки ее откатились куда-то вдаль и вовсе смолкли. Наступила почти полная тишина, которая пугала парня не меньше, чем шум близкой битвы. А не видел-то Павел вот что.

В то время, когда передовые ряды монголов разразились злобными криками, обнаружив, что русский лагерь оставлен, совершенно неожиданно из-за холма вылетел отряд русских воинов, ударивший в самую середину мчащейся орды, расколов и повергнув в смятение рассчитывавших на легкую добычу всадников. Они хаотично начали отступать к реке, посчитав, что весь русский княжеский полк обрушился на них с фланга.

Растерянность недолго царила в рядах опытного монгольского войска. Повинуясь командам, они, не доскакав до берега, перестроились, готовясь дать решительный бой преследователям. Но на этом их беды не закончились. Едва изготовились для ответной атаки, как в тылу раздался дружный клич русичей. Из-под берега выскочил еще один засадный отряд. Оказавшись меж двух отрядов, основная часть тумена бросилась вразрез между ними, пытаясь оторваться от преследователей и вновь перестроиться.

Возможно, им это и удалось бы, но, когда они добрались до другой оконечности рощи, навстречу им вылетел третий отряд, скрывавшийся до поры до времени в ее глубине. Топот его коней и услышал Павел недалеко от себя в самый разгар битвы.

Появление этого отряда окончательно посеяло панику и превратило доселе еще упорядоченное отступление монголов в хаотичное бегство. И хотя численный перевес был на их стороне, умело организованные засады заставили их в ужасе бежать. Монголы, уже не слыша команд и нигде не находя спасения, были полностью рассеяны и разбиты. Так закончилось одно из редких столкновений великого противостояния на Угре-реке в конце пятнадцатого века. Но Павел, сидя в кустах и настороженно вслушиваясь в наступившую тишину, еще ничего об этом не знал.

Неизвестно, сколько бы он так сидел, не искушая судьбу и боясь попасть в очередной переплет, как вдруг вдали ему послышался голос, звавший его по имени:

– Па-аш-ка-а-а!

Он насторожился, прислушиваясь. Но тут голос раздался ближе:

– Па-аш-ка-а-а!

Сомнений не оставалось, кричал Гридя.

– Я здесь, здесь! – вскочив, закричал он в ответ.

Вскоре раздался хруст ветвей, и перед Павлом появился на взмыленном скакуне молодой воин, еще разгоряченный битвой, но с широкой радостной улыбкой на лице.

– Вот ты где, а я уж тебя обыскался. Думаю, уж не исчез ли опять. Вот горе-то было бы. – Тут же добавил, соскочив на землю: – Видал, как мы их!

Улыбка погасла на лице Павла.

– Ничего я не видел. Тут отсиживался, – махнул он рукой в сторону кустарника и даже как-то с вызовом посмотрел на Гридю, ожидая насмешки.

– Наголову разбили, – возбужденно продолжал тот, не обратив внимания на изменение настроения Павла, – нет больше Ахмет-хана! И все ты, все ты! – С восхищением глядя на нахохлившегося парня, от избытка чувств шагнул к нему и обнял за плечи.

– Да ладно тебе, – смутился тот.

– Я, когда к нашим прибежал, – продолжал рассказывать Гридя, – они поначалу-то мне сильно и не поверили. Я им все рассказал и про прадеда, и про Куликово поле. Они на меня как на блаженного смотрели. Не знаю, если б не твой костюм, поверили бы до конца или нет. Уж больно он чудной у тебя.

Только тут Павел обратил внимание, что одет Гридя в то же, что и он сам, а костюм металлиста куда-то исчез.

– Да я снял его, – заметив внимательный взгляд парня, смутился Гридя. И, как бы извиняясь, добавил: – Уж больно неудобно и на коня не сядешь. Но он цел! – горячо проговорил он. – Я его схоронил. Сейчас поедем и заберем.

Но Павел уже забыл о костюме, о томительном ожидании, перед его взором всплыло посиневшее, с выкатившимися глазами лицо Любомудра. И он торопливо остановил радостные объяснения Гриди:

– Там лагерь! Монголов там немного осталось! Там Любомудр, – вдруг неожиданно и непонятно начал он кричать, дергая опешившего воина за рукав.

– Ты погоди. Объясни толком, что случилось? – Гридя с тревогой смотрел на него.

Павел как мог торопливо рассказал ему о том, что видел в лагере монголов, о геройском поведении Любомудра. Гридя, привыкший скорее действовать, чем рассуждать, споро вскочил на коня.

– Жди здесь! – крикнул он. – Только не уходи никуда. И, пришпорив скакуна, исчез за деревьями. – Только не исчезай!

Павел обессиленно опустился на землю.