Вперед, русичи!

– Бог его ведает, может, к вечеру, может, завтра, а может, и послезавтра. На то он и старшой, чтоб мне не докладываться.

– Ну а среди вас-то есть старший? – начиная терять терпение, раздраженно спросил князь.

– Тебя, что ль, к Митрохе свести?

– Веди хоть к Митрохе, коли сам бестолков.

– А ты не лайся, вот уйду вовсе, и ко двору не сходишь по надобности.

– Ты уж прости, братец, за слова необдуманные, – смягчил голос Троекуров, поняв, что невыдержанность может сорвать все планы, – измаялся я тут, вот нервы-то и шалят.

– То-то же, – проворчал мужик из-за двери, отпирая засовы, – а то сразу лаяться. И без того ни днем ни ночью покоя нет.

Князь вышел, и дверь вновь заперли.

Павел перемотал ленту. Но когда включил магнитофон, понял, что в спешке включил перемотку не в ту сторону. Хотел было уже исправить ошибку, но похолодел, услышав, как Петр называл знакомое имя – Даша.

«– Он тут наплел, что девку свою ищет, Дашу, – говорил кому-то государь, – а про стул этот молчит, секрет выдавать не хочет. Тут надо действовать тонко. Неизвестно еще, кто он таков, и забижать его не след. Завтра как проснется, я тебя кликну…»

«С Меншиковым, видно, говорит», – догадался Павел.

«– …а ты скажи, что припоминаешь про эту самую Дашу. Будто года два назад она здесь появилась, а теперь в монастыре живет. Снарядим его в дорогу и с Богом. Главное, чтоб стул этот он здесь оставил. Верных людей с ним пошлем, надо, чтоб дня на три задержали его. А там мы в Москву переедем и стул с собой заберем. Чую, большой секрет в нем заключен. Нам эти иноземные штучки ой как знать надо, Ляксашка. Пока суд да дело, пока во всем разберется, я лучших людей позову, самых головастых, авось раскумекают, что за тайна в этом стуле. А там пусть забирает его. Не за себя думаю, за славу российскую болею. Много нам иноземных секретов узнать надо, Ляксашка, когда лестью, когда хитростью, а надо…»

Не слушая больше, Павел выключил магнитофон. В груди у него все кипело от негодования. Значит, он ехал к Даше, которой здесь и в помине не было. Надо же так подло обмануть, а еще государь, а еще славой российской прикрывается. Он с ужасом представил, как чужие неумелые руки уже сейчас курочат машину времени. От этой картины его даже пот прошиб.

«Нет, бежать, немедля бежать, – подумал он, – и не в какой-то монастырь, а назад, в крепость. Только бы до кресла добраться, только б не раскурочили его коновалы местные, и дальше бежать, в следующий век. Это же когда я уснул, они планы строили. Какая удача, что я магнитофон включенным на запись оставил. Вот тебе и государева речь на долгую память».

Он торопливо перемотал ленту на начало, включил магнитофон на маленькую громкость и, дойдя до нужных слов, выключил. Троекуров мог появиться с минуты на минуту, и надо было быть готовым.

Действительно, через некоторое время послышался лязг отодвигаемых запоров. Павел взял магнитофон, поставил его на полную громкость, подошел к самой двери и, положив палец на кнопку, замер в ожидании. Через мгновение двери распахнулись.

«– Пшел вон! И чтоб на глаза мне больше не появлялся!», – раздался из магнитофона громоподобный голос государя.

От этого крика в страхе опешил не только стражник, но даже Троекуров. Правда, последний быстро пришел в себя и, быстро скрутив своего провожатого, бросился назад, в дальние комнаты. Не дожидаясь его, как и договаривались, Павел побежал к карете, уже запряженной четверкой лошадей. Двое мужиков, занимавшихся во дворе своими делами, при его появлении с магнитофоном, из которого далеко окрест разносился гневный царский голос, попросту остолбенели. А когда буквально вслед за ним на крыльцо выскочил князь, уже с обнаженной саблей в руке, не сговариваясь, в ужасе бросились наутек.

– Давай внутрь, я скоро! – крикнул Троекуров, а сам побежал к стоящим в стойлах верховым скакунам.

Быстро перерезал саблей подпруги на их седлах и, вернувшись, заскочил на место кучера.

– Порядок? – обернувшись, возбужденно и весело спросил он.

Павел, высунувшись из окна кареты, энергично кивнул.

Дернув за вожжи и громко хлопнув кнутом, Троекуров буквально сорвал карету с места. Он не жалея погонял коней, и карету то и дело швыряло по сторонам. Павел мертвой хваткой вцепился в лавку обшитого сиденья, но это не спасало его от постоянных ударов: то сверху, то снизу, то сбоку. Но он не обращал на них внимания, понимая, что князь спешил как можно скорее убраться подальше от разбойничьего логова.

Два раза чуть не выскочил магнитофон, который Павел зажал между колен, и оба раза каким-то чудом ему удавалось подхватывать его буквально на лету. Такая бешеная скачка продолжалась довольно долго.

Наконец и лошади стали уставать, да и князь, видимо, дал им отдыха, надеясь, что удалось отъехать далеко. Вскоре карета свернула в лесную чащу и, пробравшись подальше от разбойничьей дороги, остановилась. Пошатываясь, Павел сошел на землю и уселся на траву, прислонившись спиной к могучему дубу. Через минуту рядом устроился Троекуров.

– Вроде удачно для начала получилось, – переведя дух, сказал он.