Читаем Вперед, во все стороны - Ура!!! (СИ) полностью

А ты в душе пошлешь всех нах.й!




И как всегда ответишь - "Есть!"




(Неизвестный автор)



Начальник ВАИ собирался в штаб флотилии на доклад. Сразу вспомнились яркие, содержательные поездки для получения очередных "люлей" от начальства. Сегодняшняя поездка тоже не сулила ничего хорошего, даже несмотря на то, что уже успел принять доклад от отдежурившего ночь капитана доклад о том, что все спокойно. Захотят вставить - вставят непременно, если захотят. А ты будешь только стоять, вылупив глаза и блеять - "Так точно! Никак нет! Есть! Виноват! Дурак!", а мысленно - "Да идите вы нахер все!"

Был на днях небольшой "косячок" конечно, но вроде бы история со слепым как крот, водилой с десятой площадки, который на огромном КрАЗе - тягаче снеся ворота бокса, выехал в гарнизон. Когда его все же остановили на въезде в городок, он долго, словно не веря, всматривался в номера на машине, которые оказались разными. Передний номер был не таким, как задний. Во дела! Командование части огребло по первое число - как это так! И водитель слепой и номера на машине не совпадают и вынесенные ворота - "У Вас часть что, из ублюдков комплектовалась?". Собственной вины начальника ВАИ здесь не было, отловили нарушителей вовремя. Но мало ли... Вдруг настроения у начальников не будет...

Майор не хотел никуда спешить, но время предательски начинало поджимать. Неприятно "засосало под ложечкой". Предчувствие неминуемой порки его никогда не обманывало. Он не был фанатиком подобных встреч. Генералом он уже не станет, полковником - тоже, майор - в самый раз, а поэтому выслуживаться и мозолить глаза адмиралам - какой смысл? Майор постепенно становился философом. Служебная машина уже дожидалась у подъезда. Начальник ВАИ вышел из уютной теплой квартиры на утренний морозец, немного постоял у подъезда, полной грудью вдохнув чудесный воздух.

"Ну, поехали!" - сказал он водителю. Водила включил передачу, машина плавно тронулась с места, насколько это было возможно для военного УАЗика. По дороге к штабу флотилии, майор проверил, на месте ли инспекторы - все были на своих местах в ожидании проезда высокого начальства к месту службы, стояли как часовые у Мавзолея, в черных, когда-то блестящих тулупах, с полосатыми "жезлами" в руках.

Гарнизон остался позади, дорога запетляла по распадку между двумя грядами сопок, к берегу залива под названием "губа Большая Лопатка". Понижение между сопок летом представляло из себя типичное северное, чавкающее и дрожащее под ногами болото. Теперь же - это было ровное, промерзшее, белое поле, по которому периодически бегали по выходным гарнизонные спортсмены - лыжники. Вот между голых веток деревьев замелькали огоньки. Начинались закрытые зоны.

Пропуск, слава Богу был в полном порядке, поэтому много времени проезды через многочисленные КПП не заняли. А вот и площадка перед крыльцом штаба флотилии. Снег убран и на его кучи по краям площадки наведен армейский лоск - края аккуратно подрублены и им придана правильная геометрическая форма, очертания которой, как предполагалось - должна радовать начальственный глаз.

УАЗик подрулил к месту парковки машин у края площадки и остановился. Водила глушить двигатель не стал - машина остывала очень быстро, а с брезентовым верхом, даже утепленным двумя слоями армейских одеял не держала тепла вообще.

Начальник ВАИ нахлобучил на голову шапку, взял с заднего сиденья папку с документами и перчатки. Вздохнул, со злостью посмотрел на водителя, который уже начал понемногу зарывать глаза, мечтая о том, чтобы часок подремать в тепле, открыл дверь и вышел. Нет, к водителю он относился вполне нормально, порой даже доверительно. Злость брала от того, что эта сонная рожа сейчас будет "хрючить" изо всех сил, пока ему "будут вставлять по самое нехочу" парой этажей выше. Поэтому - чтобы не слишком расслаблялся. Дверь в машине так и осталась открытой... Откуда-то, как будто снизу, донеслось сдавленное "Вот бля!" И снова - тишина...

Водитель, уже почти начавший засыпать, открыл глаза, почувствовав волну холода в кабине, нагретой с таким трудом. Взгляд остановился на открытой двери. "Блять, в пещере что ли родился, дятел!?" - вполголоса, но предельно эмоционально произнес он. Тот факт, что майор вроде бы как вышел из машины, но его следов, ведущих к штабу и силуэта, поднимающегося по лестнице, так и не появилось, видимо ускользнул от полусонного матроса.

"Ну, мудак!" - еще раз подумал водила, - "Дома наверное, так двери закрывает и окна пластырем залепил!" "Ы-ы-ы-ых!" - он со стоном закутался в бушлат и нехотя вылез из машины. Едва матрос обошел машину и его рука потянулась к открытой двери, чтобы ее захлопнуть, он шарахнулся, как будто ужаленный, от бурного потока самой что ни на есть отборной ненормативной лексики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное