Читаем Вперед, во все стороны - Ура!!! (СИ) полностью

"Весело" - подумал старший лейтенант - "Спокойное течение службы не более, чем опасная иллюзия... расслабляет..." и потянулся к городскому телефону. Начальник ВАИ видно сидел дома, как на иголках и как будто весь день ждал звонка. Поэтому он отозвался практически сразу, буквально после первого гудка. Услышав доклад об обстановке, сказал - "Угу..." и что скоро подойдет.

Вскоре за окном послышался звук мотора подъехавшего УАЗика, злобно хлопнула дверца. В окне стала видна белая морская фуражка и погоны капитана второго ранга. Старший лейтенант вышел на улицу и представился. "Какого х.я вне гарнизона находится военный автотранспорт?!" - не обращая внимания на приветствие, сразу зарычал Начальник режима. "Никак нет! Транспорта за пределами гарнизона нет!" - ответил старлей. "Вы тут нихера обстановкой не владеете!" - снова выкрикнул кап два.

Неясно, сколько бы еще продолжался в таком занимательном ключе разговор Начальника режима и исполняющего обязанности дежурного, если бы на прямой, шедшей от гряды сопок к городку, не показался старый, потрепанный ЗИЛок - фургон. "Вот бля!!! Вот!!! Вот военный транспорт!!!" - злорадно заорал Начальник режима, тыкая пальцем в его сторону. Фургон неторопливо пыхтел по дороге. "Стой!!! Стой, бля!!!" - схватив через окно со стола полосатую палку и замахав ею в воздухе - снова заорал кап два. Фургон так же неторопливо свернул на обочину и остановился, показав надпись "Хлеб" на борту.

Из кабины словно нехотя вылез водила - уже пожилой мужик в потрепанных спортивных штанах с классическими пузырями на коленях. Ну подумаешь, не в костюме с галстуком, просто удобно ему так! "Что вы делаете за пределами гарнизона?" - рявкнул кап два. Водила только собрался открыть рот, как Начальник режима, не дожидаясь его ответа, снова набросился на старшего лейтенанта - "Что он делает за пределами гарнизона, доложите мне!?" "Ездил за хлебом, в Полярный. Военторг." - спокойно сказал водитель.

"Меня не ибет!" - отрезал кап два - "Где вы были?!" "В Полярном. Ездил за хлебом. Военторг." - невозмутимо повторил мужичок, - "Долго еще стоять? У меня хлеб остывает!" "Мне похер ваш хлеб!" - снова зашелся криком Начальник режима - "Вызывайте сюда начальника ВАИ! Пусть он дежурит сам, если не может организовать как надо!" "Я ему уже доложил, скоро прибудет..." - ответил дежурный, терять ему уже было нечего.

"Долго еще стоять? У меня хлеб остывает! Я - Военторг!" - снова спросил водитель фургона, после чего достал помятую пачку сигарет и закурил. "Сколько надо - столько стоять и будете!" - рявкнул Начальник режима. Водила выпустил в воздух клуб дыма. Повернулся и пошел к своему фургону. "Куда!!!??? Стоять!!!" - из ушей Начальника пошел пар. "Да пошел ты нах.й, дебил! У меня - хлеб! Я, блять - Военторг!" - с порога кабины все так же невозмутимо сказал водила, затем захлопнул дверь и, пока капитан второго ранга хватал ртом воздух - уехал в городок.

Подошел пешком начальник ВАИ. Начальник режима злобно глянул на него. Затем, не здороваясь, и не говоря больше ничего, сел в свой УАЗик и покинул место развернувшейся драмы. "Что это было?" - удивленно спросил майор. Старший лейтенант вкратце обрисовал ситуацию. "Лечиться ему нужно. Уже давно! Хули военторг трогать..." - подвел итог начальник ВАИ. После чего попрощался и снова ушел по своим делам.

Августовский, долгий еще день, медленно догорал. Стол дежурного стоял перед открытым окном, через которое было видно дорогу в городок. По дороге периодически шли пешком, или передвигались на личном транспорте жители гарнизона N. В сторону сопок - с пустыми корзинами и пакетами, обратно - сгибаясь под тяжестью добытых даров тундры. Самые крутые грибники доходили до натуральных извращений в этом деле - в одной корзине например, содержались строго определенного размера грибные ножки, в другой - строго определенного размера грибные шляпки. Подосиновики, подберезовики, реже - моховики... Аристократия мира грибов...

От мирного созерцания идиллического пейзажа старшего лейтенанта оторвал тихо подошедший со стороны сопок невзрачный, но крепкий мужичок в хорошем спортивном костюме и фирменных кроссовках, с двумя приличными корзинами грибов в обеих руках, что называется "один к одному". Поздоровался за руку, посмотрел вокруг и попросил книгу приема - сдачи дежурств. Полистал страницы, почитал в общем-то повторяющееся изо дня в день содержание... Потом попросил ручку и старательно вывел - "Проверил несение службы дежурным по ВАИ гарнизона. Недостатки устранены на месте" и расписался. "Извините..." - с удивленной улыбкой на лице, начал было дежурный, - "Какие недостатки устранены, причем на месте? Вы же никаких замечаний не делали!"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное