Читаем Вперед, во все стороны - Ура!!! (СИ) полностью

"Ну, писец! Вот это мы с тобой дали!" - озадаченно сказал временный комбат, почесывая затылок, когда до него дошла информация об объявленном взыскании... "Первый батальон, что с них взять... Клоуны херовы!" - сказал командир части, разрывая оба рапорта. После чего вышеупомянутые офицеры употребили перорально по окончании вечернего совещания у командира, закрывшись в своем кабинете некоторое количество разбавленного спирта, настоянного на апельсиновых корках, под магазинную пиццу и остались друзьями.


*****



"Боевые братья" - комбаты и зампотех - раз, успев как следует "подзарядиться" разбавленным спиртом, смешанным в определенной пропорции с "Карельским бальзамом" еще задолго до совещания в кабинете третьего комбата, все совещание сидели и дышали только в себя. Подобная весть застала их совершенно врасплох. Закусывание спирта сочным арбузом начинало понемногу сказываться, поэтому все трое сидели на своих местах и нетерпеливо ерзали. Команда "Товарищи офицеры!" - служившая сигналом к окончанию совещания, выглядела выстрелом стартового пистолета. Двое устремились к выходу, третий подсунул какую-то бумажку командиру на подпись.

"Доктор стой, блять!!! Иди сюда ты, помощник смерти с дипломом!!!" - заорал комбат - два на весь штаб, едва оказавшись за дверью командирского кабинета, закрыв ее "с той стороны", в спину спешно семенящему своей, несколько похожей на пингвинью походкой в сторону выхода, начмеда. "Вот пиздюк! Гавкнул и сразу - на съеб!" - цокнув языком, меланхолично в пространство, бросил комбат - три. "А давайте его поймаем и отпиздим!" - подал свежую идею зампотех первого батальона, временно оставшийся за главного и вывалившийся из командирского кабинета последним. "А..." - махнул рукой комбат - два, - "сейчас все равно мимо санчасти пойдем, там и загасим! Один хер - не уйдет далеко" - сказал он таким образом, чтобы ушедший в отрыв док услышал все.

Доктор слыша все, однако круглым дураком все же не был и не дал шанса своим преследователям на свое избиение в помещении санчасти, а рванул прямиком в сторону столовой, справедливо полагая, что комбаты за нам не побегут. Они и не побежали, а матюкнувшись вслед, так же втроем пошли для "дозаряда" к хлебосольному комбату - три, заодно пытаясь усмотреть нечто позитивное в намечавшемся на субботу мероприятии, по пути назвав Коляна, который ковырялся, убирая кучу шлака у крыльца - "Одноклеточным".

"Дозарядившись" до нужных кондиций, вышеупомянутые начальники разошлись, чтобы довести благую весть до своих подчиненных. Офицеры слегка попротестовали, скорее для проформы, но затем, согласившись с предложением искать в этом всем позитив, сообща занялись его поисками. Мичманы и прочие контрактники, облегченно выдохнув, пожелали всем удачи.


*****



И вот наступила суббота. Доктор с лыжами пришел самым первым и теперь ожидал возле крыльца штаба. Ему было чем гордиться - на фоне остальных военных, вооруженных армейскими лыжами, новенькие "Фишеры" в сочетании с такими же фирменными ботинками, смотрелись чем-то совершенно фантастическим. Еще несколько человек, практиковавших лыжные прогулки на ближайшем замерзшем и заснеженном болоте, притащили свои, видавшие виды и испытанные "в боях". Устав отвечать на вопросы вроде - "Не боишься, что могут внезапно сломаться?", доктор, памятуя злополучное совещание, отошел в сторонку, чтобы не смешиваться с "серой массой", так и не сумевшей оценить прекрасное.

Что такое армейские лыжи? На самом деле - прекрасная вещь! Но - это если вооружить их нормальными креплениями, смазать нормальной смазкой и приобрести нормальные ботинки. И чтобы за каждым военным был постоянно закреплен свой комплект, который будет периодически облизываться! Учитывая же извечный армейский бардак, обычная лыжная прогулка превращалась в китайскую пытку. Представьте себе ситуацию, когда в крепление, состоящее из скобы и ремешка, нужно вставить ногу в обычном армейском ботинке. К этому следовало бы добавить то, что лыжи были частенько из разных комплектов, одна - смазанная чем-то таким, вторая - вообще ничем. В таком случае ноги и лыжи жили как бы своей, отдельной друг от друга жизнью и когда правая лыжа хотела ехать вправо, нога хотела двигаться прямо, а в это же время левая лыжа, в сговоре с левой ногой, испытывала желание наступить на свою правую подругу.

Поворотов для них почему-то не предусматривалось, ноги бывало и поворачивали, лыжи - как правило, были более строптивыми и свободолюбивыми. Бывало и так, что военнослужащий входил в поворот на своем заду и "с перекатами", весь вывалявшись в снегу, а лыжи спокойно ехали дальше. Ужас, короче говоря!


*****



Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное