Впереди Авангарда

Так и провел он её с блеском, диверсию. Учебник по ней можно было бы написать или хотя бы развернутую инструкцию. Вернулся Бронштейн утром в свой кабинет и стал ждать стонов, всхлипов, паники, самоубийств и увольнений придурков из Народного контроля. Потому, что восстановить бумаги в прежний режим, который изуродовал Микаэл Абрамович, было невозможно категорически. Бронштейн ждал, когда его вычислят, схватят, и посадят. А потом выдворят из Союза. Теперь уже точно выпрут. Если и не как врага всего народа, то Народного контроля – точно. Неделю ждал, месяц, полгода. Потом не выдержал, побежал как бы по делу в Народный контроль. И после того, как выяснил, что никто его крупной подрывной деятельности вообще не заметил, сначала заболел неврозом, неврастенией и истерией, а потом запил. Коньяка и виски он выпил ведра три и забыл, как его зовут, где его дом и кто такой ЦК КПСС.

Нашли его перед квартальной сдачей отчёта ЦК КПСС самому себе. Потому как выше него только Создатель был, но его уже послали к едреней фене так давно, что обе стороны друг о друге и не вспоминали уже. По крайней мере,

словами, которые пропускала небесная канцелярия и советская цензура.

Изъяли бухгалтера Бронштейна силами сверхсекретных подразделений суперсекретного отряда-«невидимки», который охранял коридоры ЦК, туалеты и крышу, куда вполне могли скинуть на парашютах агентов ЦРУ.

Нашли его на правом берегу реки Оки в пивной города Кашира Московской области, где он на пальцах обучал новых друзей вершинам бухгалтерии. Ртом он этого делать не мог, да и фамилию свою выговорил только после пыток газированной водой без сиропа и порки книгой «Бюджет страны шестой пятилетки» из пятисот страниц.

Его отмыли, доставили в бухгалтерию ЦК, где выяснилось, что он не помнит слов «отчёт», «балансовая стоимость», «квалифицируемый актив» и даже «корректирующие события после даты баланса». Собрали Политбюро, и Хрущёв посоветовался с товарищами по проблеме отсутствия квартального отчёта, на что коллектив единогласно заржал, а товарищ Косыгин напомнил, что сдавать отчёт некуда и некому. Разве что в Белый дом для смеха.

После чего напечатали приказ «о возбуждении уголовного дела против Бронштейна Микаэла Абрамовича», и суд, чтобы не обидеть хороших людей из ЦК, посадил его всего на семь лет. Вышел Микаэл по амнистии через пару годочков, но даже в тюрьме очень большие люди из друзей з/к не смогли найти лазейку, в которые пролезли бы миллиарды Бронштейна и осели в банках США.

– Живи тут, Михась, – посоветовал бывший главбух НИИ сельского хозяйства и растениеводства из Минска Барсукович, который ободрал казну всего на тридцать два миллиона. – Сделай из бумажек золото и алмазы, закопай их в железных ящиках в деревнях наших республик. В степях, лесах и на побережьях. Пометь погреба настоящими могильными коробами из жести. Оградку поставь, цветы из бумаги повесь и напиши, что тут разбился шофер или мотоциклист. Копать никто не будет. И живи себе. У нас социализм, слава богу, дозволяет покедова творить всё, что захочешь. И людей умных с идеями – девать некуда. А потом на просторы СССР всё одно капитализм придёт. Как бухгалтер бухгалтеру говорю. Всё остальное не для людей. Идеи, патриотизм, слава Ленину. Людям нужны деньги, деньги и очень много денег. Свои заводы, фермы, фабрики, самолёты-пароходы. Прибыль постоянная нужна. Люди – самые жадные звери, Михась. Вот когда капитализм тут поселится – ты и слиняешь в Штаты. И денежки переведешь в любой банк мира легко, как по почте письма шлёшь сестрёнке в Архангельск.

– В Астрахань. Там сестрёнка. Вот только дожить бы, – Бронштейн задумался и запечалился.

– Дотянем. Недолго уже, – подбодрил его коллега из Минска. – Не мы, так дети наши.

Вышел Микаэл на волю 14 октября шестьдесят четвертого, отдохнул неделю, книжки всякие почитал, буквы вспомнил, цифры. Ожил, в общем. И пошел обратно в ЦК. Устраиваться на работу.

Записался на приём к Хрущёву не получилось.

– Съели Микитку свои, – сказал ему на ухо Дерябин. Зам его в прошлом, а теперь главбух. Пишись теперь к Брежневу. Лёню помнишь? Мы с ним гурьбой в шестидесятом в Сибирь летали. На охоту. Перепились, правда. После этого никто в подставного кабана не попал.

Микаэл Абрамович вспомнил и развеселился.

– Пойду запишусь. Примет. Попрошусь к тебе заместителем.

Леонид Ильич долго изучал дело Бронштейна. Курил «Казбек». Одну за другой длинной папироской.

– Троцкий тебе кем был? – воткнул он окурок в круглую пепельницу из красного дерева и взметнул вверх огромные брови.

– Дядя по маминой линии. Но я с ним один раз виделся. В двадцать девятом году провожали его с семьёй в Турцию на Принцевы острова все родственники, – Бронштейн утер пот со лба рукавом и по глазам Брежнева понял, что Троцкого он не любит даже после августа сорокового года, когда Меркадер умертвил его ледорубом.