Впереди дальняя дорога

— Грустно видеть, как человек быстро теряет свое самое лучшее,— сказал я специально для Кати.— Рад бы помочь ему восстановить это лучшее. Да как? Уже непоправимо.

— Ты все же попробуй,— посоветовала с какой-то учительской интонацией Катя.— Может, и можно что-то сделать.

9

Я сидел за маленьким круглым столом в красном уголке автобазы и смотрел новый номер «Огонька», когда вошла Тоня с кондукторской сумкой через плечо. Она приветливо взглянула на меня и протянула сухощавую руку. Мы обменялись товарищеским рукопожатием, Тоня присела напротив меня. Сегодня она выглядела более нарядной и оживленной. На ней было шерстяное платье с короткими рукавами, открывавшими ее красивые руки, с ямочками на локтях. Волосы ее были хорошо причесаны и сзади стянуты в пышный узел. Даже загар казался более ярким, чем в прошлый раз.

Она первая задала дружеский тон. Мы перебросились пустяковыми фразами о хорошей погоде, еще о чем-то обыденном. Я смотрел на ее свежее загорелое лицо, открытую улыбку и испытывал неясное чувство радости оттого, что сижу с ней наедине.

Тоня спросила, как провел я эти свободные дни.

Ага, подумал я, вот удобная зацепка. Может, сейчас смогу узнать кое-что подробнее о ее отношениях с Константином Григорьевичем.

— Рыбачил с вашим отцом,— сказал я безразличным тоном и посмотрел Тоне в лицо.

Как оно изменилось! Словно полыхнуло мгновенным пламенем, а глаза посинели почти до черноты.

— С моим отцом? Вы его знаете?

— Базовского? Странный вопрос. Живем на соседних улицах. Да и дружит он с моим отцом. Константин Григорьевич часто бывает в нашем доме. По субботам непременно.

— Что же успели рассказать про меня?— холодно спросила Тоня.

— Даже вашего имени не помянул. А если бы и сказал? Что тут особенного? Не скрываетесь же вы от него?

Потемневшими глазами она остро взглянула на меня и нервно поправила скатерть.

Помолчала.

— Прошу, очень прошу...— Она опять провела рукой по скатерти.— Пока ни слова ему про меня. Все в свое время. Есть для этого причины.

Она взглянула ожидающе.

— Должен дать честное слово? Или так поверите?— равнодушно спросил я.

— Достаточно и этого,— сказала Тоня, поднялась и вышла из комнаты.

Снова я увидел ее в автобусе.

Опять в пути... Бежит под колеса глянцевито-серая накатанная лента шоссе, поблескивает под солнцем, мелькают километровые столбики, указательные и предупреждающие дорожные знаки. Тоня ходит по автобусу, собирает с пассажиров деньги. Порой я ловлю на себе ее неспокойные взгляды.

Крутогорск. Мы все уходим в кафе. Тоня остается в машине. В этот раз я ее и не приглашаю: знаю, что бесполезно, не пойдет.

Наша конечная остановка — маленький рабочий городок, каких на Урале немало. Он — прямой родственник нашему городу, в прошлом тоже демидовский, может, только чуть помоложе. Первое впечатление от него — самое унылое. Деревянные домики тянутся кривыми непроезжими в распутицу улочками, по всем склонам рядами стоят какие-то бывшие лабазы и сараи. Вдоль улиц проложены деревянные тротуары, досок в них кое-где не хватает, другие доски прыгают под ногами. Ни одного порядочного магазина.

Кого-то стоило стукнуть по башке крепко, со всей возможной злостью. Наверное, не раз жителям обещали всякие перемены в благоустройстве. Да скоро все эти обещания забывались.

Мы останавливались в доме приезжих, где для нас арендовали комнату. Расшатанный длинный стол, барачные тумбочки, гвозди в стене для верхней одежды, чайник вместо графина для воды, на всех одна кружка, Над столом висела на шнурке голая лампочка. Абажур поскупились купить! Никто видно не заботился даже о минимальных удобствах живущих здесь.

В тот вечер мы решили не ходить в столовую. Уж больно она опостылела неуютом. Первое и второе там выдавалось в металлических тарелках, и еда пахла металлом. Тоня сама вызвалась накормить нас ужином. Весь этот рейс она была неспокойной. Мне казалось, что и ужин она затеяла больше для себя, чтобы хоть как-нибудь отвлечься.

После ужина она предложила пойти всем в кино. Голубев решительно отказался, после рейса он всегда ложился спать. Мы отправились вдвоем.

Томительный дневной зной сменился вечерней прохладой. Я чувствовал себя усталым, руки отяжелели, побаливала голова. Воздух после автобусной духоты, запаха бензина и перегорелого масла казался особенно легким и свежим. Мы молча спустились под гору, где в конце улицы в окружении могучих дуплистых тополей стоял каменный лабаз, приспособленный под кинотеатр. Невдалеке виднелись трубы небольшого завода, доносилось шипение пара, звон металла. Тут же вдоль дороги проходили пути узкоколейки, по которым бойко бегал маленький паровозик выпуска, наверное, прошлого века, исправно таская открытые платформы, груженные какими-то отливками.

Мы угодили к самому началу сеанса. Небольшой зал был наполовину пуст, и мы, выбрав удобные места, оказались единственными зрителями в своем ряду.